Автори / Анастасія Голікова / Маузер Вавилона

Черта с два тебе! — брякнув кусок теста на стол, выдохнула баба Вера. «Шиш тебе, а не пульки к маузеру!» — уже молча продолжала она переругиваться с кем-то. Надька с недоумением поглядывала на нее. Сидя на колченогом табурете, она лузгала семечки. Перед ней уже успела вырасти внушительных размеров куча из черно-белых остовов подсолнуховых слез. Старуха остервенело продолжала почем зря лупить тесто. Деваха, насупив нос и сдвинув белесые брови, совсем по-взрослому пыталась вникнуть, что ж так ее могло раздосадовать. Рогатого она не поминала всуе, да и в рассветную пору так точно. Видно, не ладилось что-то с заказчиком.

Лезть не в свое дело тоже было никак нельзя. Выпечки старая Вера не испортит ни в жизнь, как бы не злилась, так что беспокоится вроде и не о чем. Старая на судьбу пекла: из сотни пирогов выбирал заказчик свой, какой больше по нраву, а что было внутри — того и ждать. Или тем лечить. Или от того бежать. Тут уж каждый по себе разумел. МукУ и мУку нес последнюю, ночевал в развалюхе-бане, а баба в ночь над тестом ворожила. Утром Надька толкала под бок гостя, давала умыться да вела под грушу, где стояло блюдо…

До света времени почти не осталось, и малой было негоже тратить его на пустые мысли. Лучше прикорнуть, пока опять не послали за воском, боярышником, овсом или свинцовым слитком. Надька бросила жупан на лавку — спать на твердом ей не впервой. Место на печке было занято. Любаня мирно сопела, прижавшись тугим девичьим телом к теплому изразцовому боку. Раскинувши руки, как лебяжьи крылья, блаженная во сне улыбалась одной ей ведомым снам.

Уже три года никакая человеческая мысль Любаню не посещала. Толку с нее чуть, разве что траву разбирать умеет справно, да петь. Правда смысла в тех песня ни на медный грош, зато слыхать издали. Полоумная ближе к полнолунию начинала голосить. Повернувшись лицом к дороге, бывало стоит босая в одной рубахе часами выводит мелодию, словно зазывает кого на хутор. Иногда будто жалится, тихо так курлыкает, и тогда из деревни уходят кошки. Или коровы дают кровь вместо молока. Кое-кто из парней приходит на нее глядеть да слушать — девка она видная. А если ей чего принесешь — ленту там или бусину хрустальную — рада, как дите, а любит по-взрослому.

Надька улеглась, вспоминая последнего такого ходока. Молчун с бородой черной, что твой сапог. Говорят, не здешний. Любка-то косу свою чесала да на солнце глядела, как он пришел. Стал под окошком и будто оторопь его взяла. А ей-то дела нет. Потом к бабке ходил, говорила она с ним долго так. Да видать ничего и не порешили…

Вера сплюнула на пол, пнула ногой кота. Заказ был старый, как ее грех. Она закрыла глаза, вспоминая стену над городом, огромным, как звездное небо. Только звезд с этих улиц было не видать. Маясь днем от жары, истекая соленым потом, сгибаясь в три погибели сотни вер тогда подыхали на каждом шагу. Их руки трескались, нутро сгнивало, волосы выпадали и никому не было дела до тех последышей, что оставляли они в подворотнях. Всегда голодные и мало похожие на детей эти двуногие не знали страха перед колесницами, что несли царей к славе или поражению. Вера выбирала самых диких — они падали под священным ножом, ложась первым камнем в основание зиккуратов, театров, пирамид, городищ, базилик, замков, синагог, мавзолеев, рейхсканцелярий, костелов, лагерей, ступ, цирков и соборов. Ей не было дела до того, кто и что строил. Это была ее работа. И за нее платили — слепая от рождения Вера видела.

Закрыв глаза, старуха пересчитала языком зубы. Всего и делов-то сегодня — сделать пару пуль. Заказчикам не отказывают, даже если у них взгляд Вечного Жида. Она набрала в рот крещенской воды, стараясь избавиться от зубной боли, втянула воздух и с легким свистом выплюнула в крынку с парным молоком серебряных убийц. Дырки в деснах немного побаливали, но к следующему вечеру они затянутся тонкой кожицей, а к концу недели уже отрастут новые клыки…

По утру Надька не на шутку испугалась: пришлый не спал, уткнувшись своим горбатым носом в сено, а сидя на полу бани, золотой иглой аккуратно сшивал веки. Сделав последний стежок, бородач вышел, держась за ее плечо. За дверью он остановился и до груши добрался уже сам. На старом деревянном блюде румяными боками светились пироги. Заказчик взял одни, разломил — и две пули легли в ладонь. Баба Вера стояла рядом и все чего-то ждала. Скрипнула дверь — на порог вышла Любаня. Доверчиво вытащила из-под полы маузер, протянула незнакомцу ладонь. Смерть перешла из рук в руки и теперь из старого ствола смотрела ровно промеж Надькиных глаз. Малая закричала и со старого дерева падали еще не раскрывшиеся листья. Старуха охнула и осела на землю. Выстрел опрокинул бородатого навзничь, лазоревая кровь залила корни. Грустно улыбаясь, Любаня выдернула уже не нужную ему нитку и взялась штопать глаза Вере.

Додав Art-Vertep 22 лютого 2003

Про автора

В компьютерных игрищах вроде «Бойцовского клуба» запрещается создавать дублей. У тебя один персонаж, зарегистрированный под твои Ф. И. О. и номер паспорта. У него в самом начале две руки, столько же ног, глаз и ушей