Лєра Мальченко / Поезії — 2

Нечаянный стриптиз

Я очень часто вижу
Кто я такая,
То я пью чай,
То в ванной раздеваюсь,
Тогда я думаю,
Что я другая:
Намного больше дрянь,
Чем родилась.
Разделась.


Б

Бессонница бесится,
Без повода кувыркается,
Бери меня ,бессонница,
Без стеснения, пускай сбывается.

Бурлит бусинами
Бельмо на твоем глазу,
Белыми буквами
На буром-буром ряду.

Блядь!(Ох, уж извините, вырвалось -
Просто красиво вписывается)
Балаганит бессонница,
Бесстыжей богачке хочется.

Будем идти вдаль,
Без срока на то хранения,
Беги, беги, бессонница,
Уж близится захоронение.


В

Ветер веет, веер врет
Я стою здесь у ворот
Верю, вою, вырываю
В сердце вновь любовь вставляю.

Мне бы водки выше края
И в висок виток трамвая
Вкривь и вкось вихляет вор
Мутит воду волонтер.

Воду вызову из крана
Спрячу вилы по карманам
Воск кипит, душа поет
Выходи, пойдем в поход.


С 
(Соня с солнцем)

Спрячьте сонные тетери
сердца стук и сто семь слов,
Слава катится поныне
среди сереньких дворов.

Соня Сомова взлетает,
серебрится ее свет,
Солнце Соню не пугает,
солнце Соне на обед.

Ах ты бедная старушка
восемнадцати годов,
Спит ребенок, стынет кружка,
ты спешишь к сложенью слов.

Соня, Соня, поэтесса,
до сих пор гудит молва,
Тут смеются, там смеются —
Соне слезы до утра.

Вот уже спешат рассветы,
синевою блещет снег,
Соня, Соня, поэтесса,
скушай, Соня, солнца свет.

Скоро станет веселее,
только смерть к тебе придет,
Станешь, Соня, солнца злее
и стихи пойдут в народ.

А пока свети, светило,
есть еще семнадцать лет,
Набирайся свежей силы,
Корми Соню на обед.


ЧЕЛОВЕК

Ф.Л.

Ты знаешь, какие-то глаза у тебя странные,
как большие витражные окна.
Похоже, в них можно войти по пояс,
и окунуться, совсем, с головою.
Весьма вероятно, что они бесцветные,
просто глаза, которые дышат,
а мне так хочется лечь на них,
да и забыть про их цвет и дыхание.

Твой взгляд течет отовсюду,
неустанно, спокойно,
и зовет меня в плаванье.
А я, как из вещества какого-то твердого,
ногами хожу по чему-то твердому,
руками цепляюсь за дверные твердости,
и даже не плачу, хотя так хочется.


PRICE

Сегодня в город наш вернулись птицы,
Чумазый кот мне у дороги поклонился,
Он улыбнулся ртом, и оторвал с ботинка клапоть,
Потом сказал: «Ну ты даешь! А где же лапы?!»

Мохнатой поступью иду по стеклам,
Я их не чувствую, живу, они промокли.
Как будто заново смеюсь, как не умела,
Рисую руку, не боюсь, зеленым мелом.

А мне не жалко звона в моих карманах,
Я разменяю, сонно, пир на ярких тканях,
Я приду в кассу рано, чтоб расчитаться,
Никакого капкана, — я теперь могу целоваться.

Я топну ногой, и посыпятся звезды в кастрюли,
Я чую душой — мы все скоро полюбим.
Кто-то сжимает в руке свои последние деньги,
Где-то живут еще меркантильные дети. Дети.


«РИБИ»

Таке враження, ніби
все добре,
ніби риби,
то вірші мої,
що плавають
та пахнуть,
поблискуючи чешуєю.
А я, як великий
акваріум
світового суму.
Настане день, коли
тріщина
у 
мені лусне,
і діти мої
підуть мандрувати,
кажучи всім
біль
мій.


Я і люди

Мій крок впевнений худими ногами
виміряв місто до краю.
Мені потрібен лише поштовх
від серця, від рук, від Кая.
Це вам здається, що я — неправда,
насправді я правдива.
Я справжнє, я сильне дитя зграї,
від якої я улітаю.
Я так хочу про вас забути,
але ви незабутні.
Тоді буду здіймати руки,
видираючи з серця з лаєм.
Я буду плакати і кричати,
і буду навіть молити.
Але в кінці залишусь єдина.
До біса, від зграї, до раю.


Дождливые
6
 

Люди, я уже не та,
Я уже полуживая,
И земля моя свята
Смотрит как я погибаю.
Может, будет только так,
Может, будет по-другому,
И судьбу решит пятак
По пути идти какому.
Я не с кем,
Я не сама,
Жизнь свою я обожаю,
Иногда она тюрьма,
Иногда поля без края,
Я укроюсь под зонтом
Мандаринового цвета,
Раздарю всем по глазам,
Цвета плачущего тела,
Я живу, да, я пылаю,
Всем огня пытаюсь дать,
И обиды я не знаю,
И не много хочу взять.
Расстреляйте, утопите,
Дайте лавровый венок,
Ненавидьте и любите,
Только вам вершить мой рок.


LAST

Ты закончился, прошлый, ушедший,
Нет уж больше ни слов, нет уж слез,
Огорченное время верно,
Разодрало нас на мороз.

Уходящий, походкой усталой,
Как и я — наизнанку лимон,
У нас было блаженно начало,
Равнодушен последний поклон.

Телефон мой давно не краснеет,
Сердце бьется обычно, в такт,
Без тебя мне куда милее,
Чем с тобою, умный дурак.

Так боялись признаться в разлуке,
Мы клялись с тобою дружить,
Но я первой умыла руки,
Да и ты перестал дорожить.

Ну конечно, это печально,
Мы с тобой не построили Дом.
«Может выпьем как-нибудь чаю?»
«Как-нибудь, да только потом».

«Только осенью», — помнишь сказал ты,
только вышло наоборот.
Черно-белые били куранты.
Не бежала я до ворот.

Не кричала я, что это шутка,
Не стояла я на ветру,
И мне вовсе не было жутко,
Буду дальше жить, не умру.


Special thanks to Anna Ahmatova

04.09.2006.



В тот вечер большая луна
Лежала на крыше дома,
На нас смотрела она
Пьяняще, поюще, ровно.
Мы ели жесткое мясо,
Проталкивая пивом,
Мы были очень прекрасны,
И сыты, и в меру красивы.
Ты снова ругался матом —
Курю я мол чрезмерно,
Так вот ты какое счастье —
Ласкаешься о колено.


***

До біса світ
принадний
і
розбещений,
я його кохаю
невизначеним,
сьогодні таким,
а завтра —
зміненим,
з його трасами
і
природами,
мусором
та іншими вадами.
Відчуваю,
що
тріснула грудна клітина,
і я ллюсь у безмежність.
Я рада.
Зустрінемось ввечері.

---------------------

Мелодия печальна.
Из звука труб,
дымящихся,
стальных,
льется,
со смогом
сереется
в небе
юном некогда,
плачет
на меня.
На фотокарточках
все красивее,
многоцветнее,
даже стерео.
Так не хочется
идти вдаль,
ногами новыми
день ото дня,
новыми клетками,
составляющими тело
и
разноцветными сумками
забивающими время
Так тоскно летом,
прямо как осенью,
и живется везде,
но только
не сегодня,
и труба заводская
мне грустно укает
через форточку
белую,
забитую марлею.

21.06.2006.



Мне нужно было быть мужчиною.
Каким-нибудь Есениным наверное.
Гулять и пить, писать, любить
По-настоящему и ветрено.


***

Моя масса нетто — 54,
К концу лета — где-то 45,
Исходила, мама, я ногами мили
Лишь с одним вопросом — где заночевать?

И сегодня тоже продолжаю поиск,
Не жалею обувь на худых ногах,
Я надеюсь, мама, что увижу поезд,
Голубой вагончик и внутри кровать.

Мне кондуктор чая, до конца дороги,
И позволит мне курить возле окна,
Вот тогда я точно наберу немного,
И войду в сентябрь, как в февраль весна.

01.09.2006.


Перше лютого. Вечір. Додому.
Достаю проїзний.
Якесь відчуття, приємне.
Ще тільки перше,
А у мене вже є надія на місяць вперед.
Я зможу кудись поїхати,
Когось провідати, з кимось побачитись,
Прогулятись, пройтись, кохатись,
І вернутись додому вчасно.
Я ще місяць можу рухатись,
Пересуватись по місту великому.
Якщо схочу. У лютому. Взутою.


* * *

ОК

Твій присмак неперевершений
Розлився у мені навіки.
Твій прищур, погляд, дотик, сміх.
Мускатний ти, мускатний ти. 

Глибинність у очах і сила
Вистрелюють так влучно й безупинно.
Щомиті лишаюсь я у розпачі,
Все через тебе, тебе, тебе…

То наш танок космічний
Простонеба, босоніж,
По склу, землі, піску, проміж.
Таємний ти, таємний ти. 

Сковзни долонею в мою долонь,
Залиш мені себе такого,
Засни тут поруч і вогонь.
Осінній ти, осінній ти. 


***

У моїх грудях обертається
щось несамовите,
надійно-безнадійне,
неспокійне,
шубостить,
гризе серце,
що твердіє на очах,
в долонях,
подиху
я відчуваю бійку,
під поверхнею
своєю,
роздягненою.
Не встигаю спати,
як треба
(спокійно,
невспотівши,
де тепло).
Мені самій
не імпонує
це життя,
що тане в кружці,
наповненої мною.

Лише один із
Нас
Лишається.
Скоріше б.
Тану.