Автори / Андрій Краснящих / ТЕОГОНИВО (О природе вообще — 4)

Посвящается раннему Цаплину

Я, махатма Радек, апостол Трубецкой, Лёня Антипенко, дятел по имени Борис Грачёв, Колумб и ещё одиннадцать человек поплыли закрывать Америку. «Я её открыл, мне и закрывать, — решил Колумб. — А вы постоите на стрёме». Стрём — это только так говорится: стрём, — на самом деле Колумба просто ломало плыть одному, он и в прошлый раз два корабля набил под завязку отребьем, лишь бы не тусоваться в одиночку. «Поплыли», — предложил я дятлу Борису Грачёву. Тот поотнекивался, слетал домой, перетёр с кем надо, выцепил Лёнчика, и мы присоединились к остальным.

— Сам факт закрытия Америки, — репетировал дорогой перед нами свою тронную речь Колумб, — говорит о многом.

И пошёл перечислять: педагогика форевер, Симплицитус, Дега, ковбои на лошадях, гранд-отель «Маэстро», розовые палисадники, гиганты и атланты, заарифмеченные робинзоны, гравитация, акушёры-нестяжатели, безотцовщина, скупка краденого, антинобель, «расскажите об этом вашим детям», кривое зеркало бесстрашия, центрифуги на колёсах, патетика, патетика и ещё раз патетика, верблюды в пачках сигарет, гонения на карлсонов, расфокусированность воображения, гастрономические издержки, пристрастие к синему цвету (тут он был не прав), рассказы о невидимых глазу гномах, перепалки с чегойтами, вечная раздраконенность, проблемы с нормальной орфографией. Короче, приплыли.

— Индия! — как не в себе заорал махатма Радек, и все повыскакивали на корму. И в самом деле, вместо индейцев были индийцы.

Апостол Трубецкой покосился на Колумба и сказал:

— Почти как в прошлый раз.

— Ну что ж, — Колумб по очереди, словно рассчитывая найти того, кто сыграл с ним злую шутку, посмотрел в глаза каждому из нас. — Ветер переменится и…

— Никакого ветра, — перебил его дятел Борис Грачёв. — Будешь закрывать то, что есть. Хватит с нас морских путешествий.

С дятлами не очень-то поспоришь: если дятел чего решил, это уже окончательно. На берег высаживались парами, хотя лодки были рассчитаны на троих. Это тоже было решением Бориса Грачёва: похоже, кормило власти в нашей экспедиции всё дальше и дальше переходило в руки дятла.

Встречавшие нас индусы смотрелись неважно: одеты кое-как, с недосмытой краской на лицах, все какие-то перепуганные, дети вот-вот заплачут. Как будто бы они догадались, что мы приплыли их закрывать, или кто-то их предупредил.

Лёнчик Антипенко как правая рука босса подошёл к одному из индусов и, показывая пальцем, сказал:

— Всё. Закрыто. Иди домой.

Индус сделал вид, что не понял, чего от него хотят, но послушно развернулся и пошёл домой. За ним потянулись и остальные. Некоторые из них, но не все, выглядели откровенно обиженными и недовольными. Те же из аборигенов, кто ещё рассчитывал чем-нибудь поживиться, стали неторопливо пританцовывать, высоко подбрасывая своих и чужих детей. Индусы, хоть и внуки земли, а понимали: если мы, пришельцы с моря, останемся довольными, то их великая страна от этого только выиграет. Колумб хмуро посмотрел на индийские пляски и, подождав, пока они закончатся, сказал:

— Достаточно. Поехали обожествляться.

Для обожествления выбрали Калькутту, почему — долго рассказывать. «Здесь раньше, ещё до всего этого, был храм Аполлона», — объяснил апостол Трубецкой.

— При чём тут Аполлон? — спросил махатма Радек, и все на него посмотрели как на дурака. Калькутта — большой город, сплошь состоящий из лавочников и лавочек. Какая-то из них стояла сейчас на месте бывшего храма Аполлона, вот только какая?

— Эта, — сказал апостол Трубецкой. — По любому. Давайте. Только без фанатизма.

По причине языкового барьера хозяину лавочки объяснили, что ему нужно делать, на пальцах. Объяснял Лёнчик: у него это выходило наиболее выразительно и доходчиво. Махатма Радек — лишний человек нашей эпохи — всё время пытался забежать вперёд и разузнать, что именно мы собираемся делать. Я видел, что ещё чуть-чуть и терпение нашего брата лопнет, поэтому постоянно шутил и переводил разговор на другое. Единственный раз, когда даже я не выдержал, — это когда Радек ляпнул: «А давайте оставшееся перед обожествлением время просто побродим по городу».

Обожествляться пришлось с нарушением всех правил и норм: ни многомиллионной толпы, ни чудес, ни полиции, ни репортёров. Обожествление в наше время превратилось в исключительно частное дело, как выразился Колумб. А частное дело, как известно, — совсем не та отдача и совершенно другой уровень решения проблем. Тот, кто говорит, что закрыть целую страну — это раз плюнуть, — шарлатан и не закрывал в своей жизни ни одной страны. Махинации тут не проходят, понты кидать и драть глотку может любой идиот, а ты попробуй вернись к самым истокам, разыщи — даже не корни — корешки сопричастия и очисти их от напластований времён. Сможешь — и тебе тоже поставят памятник при жизни, короче — если вы считаете наше занятие бесполезным, продолжайте так считать и дальше.

Радека мы оставили возле колонн: всё равно от него не было никакого проку. В базилику, точнее, в то место, что определили под неё, мы вошли втроём. Колумб нервничал больше всех: для него это обожествление было далеко не первое, не то что для нас с дятлом Борисом Грачевым. Однако всё прошло настолько гладко, путём, без сучка и задоринки, что даже Борис Грачёв, когда мы вылетели из лавки, не выдержал и, хлопая Колумба по плечу, расчувствовался и заорал: «Ну ты мужик!» Колумб тоже был доволен собой: улыбался и чуть ли не мурлыкал.

— Кадухес, — объявили мы ожидавшим. — Индия закрыта.

— Кадухес, — объявили мы ожидавшим. — Индия закрыта.

— Вот так вот просто? — вырвалось у махатмы Радека.

Все посмотрели, но уже не на него, а на апостола Трубецкого, который в своё время доказывал нам, что без Радека экспедиция будет неполной и что таких, как Радек, людей днём с огнём не сыщешь. Теперь апостол откровенно тупил: он и сам наконец-то понял, какого свалял дурака.

— Радек, — Лёня Антипенко сказал то, что давно уже крутилось у нас у всех на языках. — Ты нормальный, да? Вон нахрен отсюда. Задолбал всех своей душевной простотой.

И мы двинули обратно. И мы двинули обратно. Странное было ощущение: по городу всё так же, как и полчаса назад, как и всегда, ездили машины — грузовые, легковые, жёлтые, красные, — всё так же в школу и из школы спешили чёрные дети, всё так же переругивались пешеходы, но теперь это были закрытые машины, закрытые пешеходы, закрытые школы и даже учащиеся тоже были закрытыми. Отныне и до скончания веков Индия стала самой закрытой страной в мире. Каждый дом, каждый город, каждый мало-мальски пригодный для проживания клочок земли этой страны с минуты, как мы покинули лавку, закрыт для всех, в том числе и для самих индусов. Об этом же говорила и огромная светло-бордовая с отливом в серебро надпись на небе, которую никто, кроме нас, ещё не видел.

А теперь я расскажу о том, что произошло в храме Аполлона.

Ровным счётом ничегошеньки.

Ровным счётом ничегошеньки.

Додав Art-Vertep 22 лютого 2003

Про автора

Родился в 1970. Доцент кафедры истории зарубежной литературы и классической филологии Харьковского национального университета, соредактор харьковского литературного журнала «©оюз писателей», публиковался в альманахах «Вавилон», сборнике «Фи