Автори / Сергій Монахов / ЧЕЛОВЕК-ОШИБКА

ЧЕЛОВЕК-ОШИБКА

Привет всем!

Привет город, уставший от тяжелого рабочего дня и протянувший свои отекшие ноги в сторону моря… Город, прилегший отдохнуть и посопеть на уютной, тихой и безмятежной кровати — Днепровской равнине…

Город, натянувший на себя воздушное покрывало ночи, покрытой миллионами звезд и триллионами звездочек…

Сегодня четверг.

Почти пятница.

И если вы не спите, то можете сквозь открытую форточку почувствовать очаровательный запах приближающейся весны. А, вдоволь насладившись им, заснуть и видеть сны, которые (как мне кажется) в сто раз ярче и лучше фантазии любого гениального режиссера, уже давно сбрендившего от зеленого чая и булочек с малиновым вареньем.

Меня зовут Вадим Линскеров.

В эфире радио «Китахара».

Первая песня называется «Twist in my sobriety».

Итак… «Всем божьим детям нужны походные ботинки»…

Я вывожу Таниту Тикарам в эфир и иду ставить чайник. В студии темно. Горит только одна тусклая лампочка — над моим пультом, и еще слабый свет излучает монитор компьютера. Тишина.

Пахнет сыростью и горелой проводкой. С утра нас затопили эти уроды сверху, и мы еще не успели как следует навести порядок. Так что меня понемногу воротит от едкого запаха и потеков на стенах. Я открываю банку с кофе и вдыхаю полную грудь — так-то лучше. Через полчаса должна приехать моя девушка. Ее зовут Люся. Имя так себе, но фигура у нее отличная. Плюс ко всему она должна привезти бутерброды, а я, признаться, с утра ничего не ел. Так что жду я ее с нетерпением, а пока включаю чайник в розетку и закуриваю сигарету.

Я думаю о том, что нужно устроить какую-нибудь викторину. Валера с Пашей такой херней не страдают, а вот мне очень даже нравится. Я имею в виду — морочить слушателям головы, задавая вопросы, ответы на которые или не существуют, или их знаю только я. Например, сколько дней ухаживает самец тирбусина за самкой, прежде чем она согласиться на его кандидатуру? Фишка в том, что никаких тирбусинов в природе не существует…

У нас все время валяются какие-нибудь пригласительные в кино, дурацкие футболки с логотипами, ручки, блокноты и прочая мелочь, которую я с легкостью назначаю в подарок тому, кто правильно ответит на мой вопрос. Как правило, это бывает девушка с наиболее сексуальным голосом. Так я познакомился с Люсей.

Она пришла, надев легкое вызывающее платье в горошек. Я дал Люсе обещанные два билета на премьеру и улыбнулся. Она сказала, что ей не с кем пойти. Мы купили пива и еще до начала фильма сблизились так, как не сближаются за десять лет супружеской жизни.

Я выключил чайник и достал чашку. Заварил кофе. Уже собрался сделать первый глоток, как вдруг на моей руке мерзко и подло запикали часы. Это значит, что до конца песни осталось десять секунд. Я тушу сигарету и бегу садиться за пульт.

Это была песня Таниты Тикарам «Грезы наяву», и я рад сообщить вам, что до полуночи осталось всего-то ничего. Это значит, что очень скоро начнется наша традиционная викторина. Разыгрывать будем билеты на премьеру нового фильма Валерьяна Снежина «Капкан».

Итак, внимание — вопрос:

сколько родинок находится в области бикини у известной югославской модели Люси Шукер?

Я напоминаю вам наш телефон: хх-хх-хх.

Начинайте звонить по нему прямо сейчас. Все, что нужно, так это первым назвать правильное число, и уже утром вы сможете забрать билеты на VIP-места в самый лучший кинотеатр нашего города на самый долгожданный фильм месяца! Желаю вам удачи, до встречи через несколько минут…

Шукер — фамилия моей девушки. Как я уже говорил, имя с фамилией у нее странные, но Люся — это тот случай, когда формальности не имеют особого значения. Я запускаю для слушателей группу «Секрет» — песенку про Алису, и иду, наконец-таки, пить свой кофе.

У Люси четыре родинки. Для такого места, если честно, многовато. Самое интересное то, что они расположены вертикально одной ровной линией — так же, как иногда девушки выбривают у себя лобок. Люся стесняется этого, а вот меня очень даже заводит. Тем более что она регулярно бреет там все под ноль. Я представляю себе, что она избранная, а эти родинки — что-то вроде отличительного знака, по которому люди должны узнать своего мессию. Ну, типа я — Корбен Даллас, а она — Лилу, и мы должны спасти мир, осветив его невероятным по своей силе и продолжительности оргазмом. Я как-то рассказал об этом Люсе, и потом не видел линию из родинок целую неделю…

Раздается звонок. Я беру трубку — это первый участник викторины. Я записываю его имя и прошу немножко повисеть на телефоне. Разговаривать с ним я не хочу. У меня есть еще полчашки кофе, и я намерен его допить.

В холле висит баскетбольное кольцо. Я периодически бросаю в него мяч, попивая кофе и покуривая сигарету. Время представляется мне прокрустовой резинкой вроде «Орбита» или «Дирола» — я жую каждую секунду как минуту, а минуту как час. Единственное, что радует — Люся с бутербродами, которой, правда, все нет и нету.

«…С тобою, с тобою вдвоем…»

Я подпеваю несколько последних строчек и начинаю викторину.

Итак, вопрос у нас такой: сколько родинок находится у известной югославской модели Люси Шукер в области бикини?

Первым к нам дозвонился Виктор. Здравствуйте…

— Здрасти. Я думаю, что две.

Это неправильный ответ. Ну, что ж, не расстраивайтесь, у вас еще есть возможность передать приветы.

Виктор заказывает сплиновский «Романс». А я иду звонить Люсе. Телефон у нее отключен. Дома никто не берет. Я начинаю волноваться. Уже поздно и черт знает, что может случится с девушкой ее внешности в такое позднее время.

Я уже не хочу пить кофе или курить. Складывается ощущение, что я уже вообще ничего не хочу. Или, что мне ничего не надо.

Я ложусь на пол лицом вниз и раскидываю руки и ноги в стороны. От чего-то сильно болит голова. Я упираюсь лбом в холодный пол — кто-то мне рассказывал, что это помогает. Если честно, особых изменений я не замечаю. Ничего, кроме приятных ощущений от соприкосновения с чем-то, что сильно отличается температурой от твоего тела. Также приятно, когда забегаешь с мороза в квартиру, набираешь горячую ванну и опускаешь туда руку.

Внезапно меня словно молнией прошибает — я вскакиваю, пытаясь разобраться что к чему, но тщетно. По спине текут холодные ручейки пота, а руки дрожат мелкой дробью, как если их подключить к вибромассажеру. Я оглядываюсь — вроде бы все, как и было, на месте и никуда не исчезло. Повсюду темно, только в моей коморке — тусклый свет. По-прежнему пахнет горелой проводкой. Еще чуточку табачным дымом. Ну, и все.

Тем не менее, что-то же со мной произошло…

Может, не стоило лежать на полу?

Я подхожу к умывальнику (он возле баскетбольного кольца) и смачиваю лицо водой. А может, это очередные шуточки Валеры с Пашей?

Но я даже толком не могу объяснить себе, что именно произошло — отчего так страшно… Звонит следующий участник. Я записываю его имя и выхожу в эфир.

Здравствуйте, Эдуард…

— Нет, не Эдуард! Я же четко сказал тебе — Эдди. На американский манер, понимаешь? Эдди… называй меня так.

Хорошо, к нам дозвонился очередной участник викторины, и его зовут Эдди.

— Так-то лучше.

Для тех, кто забыл, я повторю наш вопрос. Итак, сколько родинок…

— Да никто не забыл, Вадим! Так ведь тебя? Кстати, что это за фамилия такая — Линскеров, а? Короче, можно я уже отвечу?

Да, пожалуйста…

— Родинок четыре.

Эдди сказал это с такой уверенностью в голосе, что мне показалось, будто он не угадывает, а говорит о чем-то, что ему хорошо и досконально известно. Я с тревогой посмотрел на часы.

Поздравляю, это правильный ответ. Билеты в кинотеатр уже ваши, но расскажите все-таки, как вы догадались?

— Расскажи лучше, кто такая Люся Шукер… Я весь Интернет облазил — нет такой модели. Кто она?

Не пойму, о чем вы… Это известная югославская модель, конечно, не мирового уровня, но все же. Просто она не любит давать интервью и тщательно скрывает личную жизнь от прессы. Вот и все.

Я уже хотел включить следующую песню и перестать нести весь этот бред, но…

— Откуда тогда ТЫ про нее знаешь? На какое агентство она работает? Признайся, ты же ее придумал, так ведь?

К чему такие расспросы? Вы же выиграли билеты, приходите за ними завтра, а сейчас дорогие слушатели начинается программа «Хиты нон-стоп» — вас ждет целый час стопроцентных шедевров без нудных перерывов на рекламу и лишнюю трескотню.

Я выхожу из эфира.

Фух…

Из наушников, которые я положил на стол, еле-еле доносится «Summer Son». Странно, потому что я не помню, как закидывал ее в плей-лист. Так или иначе, но она там есть.

Я достаю из ящика билеты в кино и в точности решаю, что завтра попрошу Валеру передать их в руки Эдди. Сам я видеть этого шизоида не собираюсь.

Пусть мне влетит, но до утра, я больше в эфир не выйду.

Я встаю и иду доставать раскладушку. Сон — лучшее средство обо всем позабыть. Лег, закрыл глаза, а утром все в порядке. Утром придет Валера, пока я еще буду спать, и сделает кофе…

Я укладываю на раскладушку матрас, как вдруг вспоминаю о Люсе. И странно не то, что я о ней вспомнил, а то, что я о ней позабыл… На часах уже за двенадцать. Где она? Я снова звоню ей на мобильный, потом на домашний, но и там и там все еще глухо.

Ладно, думаю. Встретила старую подругу, разболталась, пошла куда-нибудь с ней прогуляться, а потом уставшая вернулась домой и заснула. Позвонить забыла.

Почему бы и нет?

Но что-то в такой формулировке явно не дотягивает до отметки «Правдивость». Делать все равно нечего, и я ложусь спать, предварительно выключая везде свет. Закрываю глаза.

Жду.

Темнота поначалу кромешная. Через несколько минут я приподнимаю веки и оглядываюсь. Свыкшиеся глаза уже легко различают тени, баскетбольное кольцо, двери — в студию и в кабинет, умывальник. Кажется даже, что я вижу потеки на стенах. За окном сияет небо, но не лунным, а каким-то фосфорным свечением. Вокруг тишина. И внутри меня тоже. Обычно я слышу, как пульсирует кровь в висках, шуршат волосы, когда я поворачиваюсь и прочее. А сейчас я будто исчез. Так, словно кто-то стер на кассете пленку — сама она осталась, а вот в динамиках — ни звука… Неожиданно в этом царстве тишины и покоя раздается телефонный звонок.

Я вскакиваю и бегу поднимать трубку.

— Алло.

— Это радио «Китахара»?

— Да, викторина уже закончилась. Звоните завтра.

— Вадим!

— Да…

— Кто же все-таки эта Люся Шукер?

Наконец, я узнаю голос Эдди.

— Это моя девушка. Да, я все придумал, но какая тебе разница? Билеты получишь завтра утром. Или ты не знаешь, где мы находимся?

— Нет-нет, как раз это я знаю… Что если мы встретимся минут через десять у входа в здание? Там у вас за углом есть ночная кафешка — посидим, поболтаем. Это ведь недалеко от тебя. В любой момент встал, развернулся и пошел назад. Что скажешь?

— Спасибо за приглашение, Эдди, но я тут спать надумал, так что в другой раз.

— Вадим, дружище, ты ведь все равно не заснешь, пока не придет Люся. Кто, если не ты, об этом лучше всего знает. А там, уж ты мне поверь, подают шикарные салаты из овощей. А какие там бутерброды! Кроме того, я думаю, нам есть о чем с тобой поболтать за чашечкой суррогатного кофе…

— О чем это нам с тобой разговаривать? Мы что — знакомы? Откуда ты знаешь, что Люся должна прийти?!

— Вот об этом и потолкуем… Ну, давай — решайся.

Заснуть у меня, действительно, вряд ли получится. А этот тип, похоже, знает что-то про Люсю. Поговорить с ним и вправду будет о чем. К тому же я зверски хочу есть. Но вдруг это все-таки Паша с Валерой веселятся? Мне же потом стыдно будет вспоминать, как я на все это повелся…

— Через десять минут у входа, — я вешаю трубку.

На улице холодно и сыро. Напротив здания, где наша радиостанция, — большая стройка. Какой-то торговый комплекс или тому подобное. Налево — жилые дома с парикмахерскими и супермаркетами на первых этажах. Все они уже закрыты. Направо — выход к реке и тоже ничего особенного. Где этот Эдди разыскал тут кафе, я понятия не имею. На всякий случай, я прихватил с собой небольшой кинжал, который Паша как-то принес в студию, — уже не помню зачем, — да так и забыл его в ящике стола.

Проходит, наверно, минут двадцать, а его все нет.

Вдруг я опять вспоминаю Люсю. Может, стоит наплевать на Эдди и пойти к ней домой, проверить все ли в порядке? А что, если она позвонит, когда я буду разгуливать с этим психом?

Я переминаюсь с ноги на ногу от холода. Смотрю по сторонам. Как я вообще согласился на эту аферу?

Появляется Эдди.

Он словно выкристаллизовывается из темноты.

Это парень моего роста, на вид не такой ужасный, как мне казалось, судя по телефонному разговору. Я пожимаю ему руку, он приятно улыбается. Одет Эдди в новое студенческое пальто и джинсы, волосы недавно подстрижены, зубы белые, а лицо гладко выбрито, наверное, полчаса назад.

— Извини, что опоздал, — говорит он таким голосом, что я начинаю сомневаться: тот ли это парень, с которым я договорился о встрече.

— Ты Эдди?

— Ну, а кто ж еще. Давай, пошли, а то холодно. Здесь недалеко.

Мы идем по еле освещенному тротуару, и молчим. Я замечаю, что от моих шагов разносится гулкое поцокивание, а от Эдди не слышно ни звука. Это притом, что каблук у него больше и тверже, чем у меня. Что ж, весьма вероятно мне это снится. А на самом деле, я лежу сейчас в обнимку со своей Люсей на той самой раскладушке, посреди студийной тишины и запаха горелой проводки.

Мы несколько раз поворачиваем, проходим еще пару кварталов и выходим на небольшую улочку, что спускается вниз к центральной площади.

— Пришли.

Эдди останавливается у двери с яркой вывеской «Кафе А». Более идиотское название придумать сложно. И что странно: я каждый день хожу этой дорогой на ночную смену, но никогда раньше не замечал тут этого заведения. Такое ощущение, его построили специально к нашему приходу. Хлопушки, серпантин, музыка — вы наши первые посетители!!! Каждому одно фирменное блюдо бесплатно!!! Две чашки кофе по цене одной!!!

На деле все оказывается куда более прозаично. Продавец (мужчина средних лет) клюет носом в раскрытую книжку, пожилая уборщица вытирает пыль с картин на стенах, двое мужчин ведут разговор за бутылкой дешевого коньяка, а девушка в углу отрешенно копается в своем телефоне. Нас никто не замечает, как если бы вместо меня и Эдди в кафе зашли два призрака. Мы просачиваемся между столов и выбираем место у окна. Тихо и аккуратно располагаем наши иллюзорные тела на антикварных стульях. Эдди снимает пальто и вешает его на спинку позади себя, а я так сделать не могу, потому что может выпасть кинжал. Я уже жалею, что взял его с собой. Эдди отнюдь не похож на плохого человека, скорее я рад, что выбрался с ним в это местечко.

Продавец все-таки замечает нас. Ему очень не хочется лишний раз идти через весь зал, поэтому заспанным голосом он спрашивает из-за своей стойки, что мы будем заказывать.

— Два пива и большой салат «12», пару бутербродов с рыбой и легкие «Monte Carlo» в мягкой пачке, — говорит Эдди.

От нас до продавца метров десять, а слова эти звучат так, будто мой новый знакомый шепчет ему их прямо на ухо. Очень тихо, но довольно четко. Продавец кивает головой и скрывается за дверью в кухню.

Я роюсь в кармане и выкладываю на стол два билета.

— Это тебе, чтоб не тянуть до утра.

— О, спасибо… — Эдди загребает бумажки рукой и кладет их в свой винтажный кошелек.

Вскоре мужчина приносит нам заказ, и я жадно набрасываюсь на салат и бутерброды. Эдди закуривает сигарету и смотрит, как я уминаю все это с усердием экскаватора. Не взирая на позднее время, аппетит у меня сумасшедший.

Я делаю глоток пива и спрашиваю:

— Так о чем ты хотел со мной поговорить?

— Да так просто… — отвечает Эдди, но вовсе не лукавя, а так, словно ему и вправду кроме этого больше нечем заняться.

— Я серьезно.

— Я тоже.

Пиво очень вкусное, легкое и прохладное.

— ОК, тогда расскажи мне о себе… Кто ты?

Эдди делает глубокую затяжку, выпускает дым из уголков рта и смотрит в окно:

— Да кто угодно.

— Как это понимать — кто угодно?

— В самом прямом смысле. Я — Эдди, я — Гарри Поттер, я — это она (Эдди показывает на девушку с мобильным), я — ты, я — наш президент, Бред Пит — это тоже я, и Андрей Хлывнюк — я, и Колумб мною был… все, кто был, есть и будет… и даже все, кто в проекции или воображении — это я. Вот так и понимать.

— Шутишь…

— Вовсе нет.

Я закуриваю сигарету.

— Тогда тебе, наверное, крупно повезло, — отвечаю я, пожевывая горький фильтр, — я тоже хотел бы уметь превращаться в кого угодно. Для начала заделался бы Джоном Леноном. Ну, пока его еще не убили.

— Это не так хорошо, как может показаться тебе на первый взгляд, — говорит Эдди чуть печальным голосом. Во время нашего разговора он смотрит то на меня, то в окно. Там пусто, словно этой ночью все живое умерло от неизвестной эпидемии, а спаслись только те, кто сейчас в этом зале.

Я дожевываю последний бутерброд, тушу сигарету.

— И все же, Эдди, кто ты на самом деле?

— Я уже сказал, кто я — неужели ты мне не веришь?

Я стараюсь подобрать такие слова, чтобы его не обидеть:

— Понимаешь, Эдди, ты не похож на Гарри Поттера, и на меня не похож, ты только Эдди — странный человек, не спящий ночью, но больше в тебе нет никого другого… Ладно, это не столь важно. Скажи лучше, откуда ты знаешь про четыре родинки у Люси?

— Боже, когда ты, наконец, поймешь… Я и есть Люся. Интересно, откуда я знаю, что у меня четыре родинки на лобке, если это мой лобок и мои, черт их побери, родинки? — говорит он, будто передразнивая меня.

— Поверь, Эдди, ты не Люся.

У меня падает немного соуса из салата — прямо на ботинок. Я нагибаюсь под стол, чтобы вытереть это дело, а когда поднимаюсь, то вздрагиваю от увиденного.

Напротив меня сидит точ в точ вылитая моя девушка и улыбается.

— Могу спустить трусики и показать, хоть сейчас, — говорит она голосом Эдди.

— Что ты сделал с Люсей?! — я нащупываю под курточкой Пашкин кинжал, готовясь воспользоваться им в случае необходимости.

Мужчины, которые распивают коньяк, оборачиваются на мой повышенный тон, и один из них говорит: «Девушка, у вас там все в порядке?»

Люся-Эдди на этот раз уже женским голосом отвечает:

— Все хорошо, извините моего друга, он сегодня плохо себя чувствует.

Удовлетворенные тем, что навели порядок, мужчины продолжают свою размеренную беседу. Уже третья бутылка коньяка у них почти на исходе.

Продавец отрывается от чтения книги, подходит к магнитофону на полке и включает его. По залу тихо растекается «Baby, I’m gonna leave you» Led Zeppelin. Люся-Эдди закуривает очередную сигарету и, наконец-таки, приступает к пиву.

— Люблю эту песню, — говорит он-она.

Я вглядываюсь в лицо, пытаясь найти отличие, разобраться — где тут собака зарыта. Но тщетно. Передо мной сидит вылитая копия моей девушки. Светлые волосы перевязаны в хвост кожаной резинкой. Раскосые глаза романтично поблескивает в тусклом свете кафе, а губы не иначе, как выведены чистой вишневой краской. Где же она была все это время? Почему не пришла, как договаривались? Почему не принесла бутербродов и не позвонила? Я так по ней соскучился.

— Где ты пропадала все это время?

Девушка напротив меня начинает смеяться и качать головой.

— Вадим, тише… успокойся. Я — Эдди, или ты забыл?

Меня пробивает испарина. Я никак не могу понять, что происходит. Наверное, это все-таки дурной сон. Очень яркий, полный, но всего лишь сон.

— Послушай, тебе не обязательно воспринимать все так всерьез. Я просто хотел поболтать с кем-то. Развлечься, понимаешь? Иногда мне бывает очень одиноко. Так, что хочется вздернуться на веревке, но это не помогает.

— Что тебе нужно?

— Да ничего, — Эдди неожиданно возвращается назад в свой первозданный вид красавчика-студента. Никаких вспышек, никаких пасов руками, просто — хоп! и рядом со мной отхлебывает пиво из бокала уже парень, а не девушка.

— Зачем ты играл в викторину? Ты же можешь просто стать администратором в кинотеатре и так посмотреть фильм без лишней суеты…

— Конечно, могу… Но мне не в кинотеатр хотелось, понимаешь, а поболтать с кем-то. Умираю от скукотищи. А тут по радио твоя викторина — хороший повод для знакомства, не так ли?

— Ты что Бог? — спрашиваю я и сам пугаюсь своего вопроса.

— Да нет, конечно, — отвечает Эдди, посмеиваясь.

— Тогда кто ты, черт возьми? Я не понимаю!

— Слышал когда-нибудь поговорку, что у каждого человека в мире есть свой двойник?

— Угу.

— Это вроде как про меня. Я что-то наподобие зеркала, где живут отражения людей. Я — огромный ящик, куда упакованы копии и дубликаты всех и каждого.

С полминуты мы сидим молча и оба смотрим в окно.

— Значит, ты не человек?

— Нет.

— Какова же твоя природа?

Эдди на секунду задумался, подбирая нужные слова:

— Ошибка.

— Ошибка?

— Да, я — ошибка. Знаешь, если нарисовать краской что-нибудь в альбоме, а потом закрыть, не дав ей просохнуть, то на смежном листе останется отпечаток. След. Точнее — помарка. Это и буду я. Эдди.

— Чья ты ошибка?

Он поднимает свой длинный указательный палец вверх, и делает выражение лица, мол, «неужели и так не понятно».

В магнитофоне доигрывает песня Led Zeppelin, и начинает крутиться «Miss Argentina» Игги Попа. Эдди заказывает ломтик хлеба и графинчик подсолнечного масла. В придачу к этому мужчина-продавец приносит бутылку молдавской сливовицы. Эдди аккуратно поливает хлеб маслом. Солит и начинает есть, запивая вином.

— Если ты ошибка, почему тебя никто не устранил до сих пор?

— А я бываю полезным. Например, кто-то умер раньше положенного… Что теперь делать? Вся родня плачет, дети плачут, жена плачет — отец, муж, кормилец пропал! Нету больше… Тогда обращаются ко мне. Вот, что ты делаешь, когда ключи теряешь? Берешь у кого-то из домашних и несешь в мастерскую — правильно? Там тебе вытачивают дубликат и все ОК. Со мной — аналогичная ситуация. Вжик-вжик, и берите вашего безвременно погибшего назад. Зачем меня такого полезного устранять? Представь, что у тебя умирает очень близкий человек — хотел бы ты получить его копию — точно такого же человека, но еще живого? Конечно, да…

— По-моему, от тебя все же следует избавиться. И чем быстрее это сделать, тем лучше.

— Зачем?

— Затем, что каждый человек уникален. Он — это мир. Безграничный и неповторимый. Он единичен! Поэтому и представляет собой какую никакую, а все-таки ценность. А из-за тебя получается, что все это теряет смысл. Никто не умирает случайно — все запланировано и неотвратимо! Это и предает жизни особо сладкий вкус, а ты — радиопомеха в трансляции финального матча чемпионата мира по футболу. Если бы я мог тебя устранить, сделал бы это, не задумываясь хоть сию минуту.

— Так сделай.

— Не знаю как.

— Достань кинжал, который спрятан у тебя под курткой…

Мне становится не по себе. Достань я кинжал, неизвестно чем это для меня обернется. Я пасую:

— Эдди, ты извини, я на ровном месте взвелся…

— Ничего.

К нам подходи девушка с мобильным. Просит сигарету. Эдди вытягивает из пачки несколько штук и протягивает ей.

— Можно еще зажигалку?

Эдди подкуривает девушке сигарету, и она уходит. Это очень красивая девушка, как и моя Люся. Что если и она сейчас тоже сидит где-нибудь в похожем месте, в компании всех этих ужасных людей?

— Ты знаешь, где Люся? Ну, не та, которая ты, а моя — настоящая…

Эдди качает головой:

— Но уверен, с ней все в порядке.

Мы снова молчим какое-то время.

— Так что же, ты и в правду можешь стать кем угодно?

— Я тебе это уже тысячу раз говорил.

— Давай пройдемся…

Мы выходим, расплатившись, из душного кафе и бредем по ночным улицам спящего города. Все это безумно и нелепо. Небо очень чистое, без туч и облаков, так что все звезды — как на ладони. Дует прохладный ветер. Я на всякий случай ненавязчиво держу руку возле кинжала. Бог его знает, что можно ожидать от этого создания.

Вот закрытый DVD-магазин. На витрине большой плакат к выходу нового фильма с Фэй Данауэй. Я останавливаюсь и говорю Эдди:

— А можешь в нее превратиться?

— Вадим, мне не нужно ни в кого превращаться, я и так уже являюсь кем угодно. Когда ты, наконец, это поймешь.

— Нет, я имею в виду оболочку. Ну, чтобы ты принял форму другого человека, понимаешь? Как с Люсей в кафе…

Спустя мгновение я уже иду по улице с вылитой Бонни Паркер из экранизации Артура Пена. Жалею я только о том, что у меня нет фотоаппарата. Мы выходим к набережной. Выглядим мы так, что нам бы только достать где-нибудь пару пистолетов и можно спокойно грабить любой банк.

Здесь в тени деревьев, Фэй-Эдди усаживается на парапет и закуривает сигарету. На ней белая майка в обтяжку, сверху — легкая кожаная курточка. На ногах — разноцветная юбка до колен. Я набираюсь смелости и спрашиваю:

— Можно потрогать?

— Конечно…

Я секунду мнусь от неудобства, но все же протягиваю свои руки, нащупывая грудь, которую и не мечтал увидеть собственными глазами. Ощущения зашкаливают по всем параметрам. Фэй смотрит на меня, улыбается и пускает клубы сигаретного дыма. Мои руки словно прилипли к ее бюсту, я судорожно сжимаю все, что вижу, пытаясь наиболее четко запомнить эти ощущения.

— Боже, это непередаваемо!

Фэй смеется:

— Еще полчаса назад ты думал только о том, как бы меня устранить… Никому не нужная ошибка.

— Я набитый дурак, прости — я часто несу всякую чушь.

Мы целуемся.

По набережной проезжает машина, освещая фарами все вокруг. Я оглядываюсь — нет ли поблизости еще кого-нибудь. Но никого нет.

Фэй пахнет миллионами долларов. Пахнет самыми богатыми мужчинами мира. Я обнимаю ее, запуская пальцы в длинные светлые волосы. Фэй поднимает майку, и я тут же припадаю губами к вишневым соскам и жадно лижу их языком.

Мы занимаемся любовью на пустынной набережной, глядя на реку, на противоположный берег, на чистое ночное небо, и я уже не в силах о чем либо думать — взвешивать: где хорошее, а где плохое? правильное и неправильное… Холодный ветер леденит мошонку. Я запускаю руки ей под майку и нащупываю, поглаживая бесчисленные созвездия татуировок. Эта женщина похожа на Человека-В-Картинках из рассказа Брэдбери. Отличие в том, что у нее расписаны только спина, живот и грудь. И еще — картинки не двигаются, а то появляются, то исчезают на гладкой белой коже. Я никак не могу взять в толк, по какому принципу это происходит, да это и не важно. Вот на левой груди у Фэй появляется татуировка, которая более других привлекает мое внимание.

Это Люся.

Она сидит в каком-то темном месте, съежившись, как от холода, на голых ступеньках. Похоже, что она очень устала. Голова у нее лежит на коленях, и, судя по всему, девушка спит, или просто пытается отдохнуть, расслабиться. Понятно, что она здесь не по собственному желанию, а скорее по чьей-то чужой воле, или скорее неудачному стечению обстоятельств. Я провожу пальцами по моей нарисованной девушке, и она вроде как чуть-чуть вздрагивает от этого прикосновения.

Неожиданно татуировка начинает тускнеть, пока не изчесзает совсем — на ее месте появляется новая: какие-то ребята играют на пляже в волейбол. Я бегаю взглядом по ее телу, пытаясь найти Люсю где-нибудь еще, но тщетно. Всюду неизвестные мне люди, которые играют, занимаются домашними делами, идут на работу, принимают душ, едут в поезде, самолете, покупают продукты в магазинах и прочее.

Все кончается.

Я делаю последнее движение и останавливаюсь. Рисунки куда-то исчезают с белесого тела Фэй, и ее кожа опять становиться чистой и бархатной. Мы поправляем одежду и уходим из этого места.

Город уже не кажется мне таким беспечным, как это было несколько минут назад. В воздухе парит что-то зловещее. Некая взвесь, которую хочется отцедить и выкинуть в мусорное ведро. Но это нереально. Куда-то исчезают звезды над головой, хотя туч до сих пор нет, и луна все также ярко светит на небосклоне. Тем не менее, я все еще чувствую себя этаким Клайдом, и мне льстит идти рядом с такой красоткой, как Фэй, хоть никто нас и не видит в столь позднее время.

Мы останавливаемся у ночной аптеки.

— Подожди меня, я быстро.

Фэй заходит внутрь, что-то спрашивает у продавщицы и скрывается за одной из дверей в технической части магазина. Я стою один на невыносимо черной улице, и вдруг за спиной раздается какой-то громкий звук, вроде треска ломающейся ветки. Я выхватываю кинжал и направляю его в сторону, где мне все это послышалось. Там ничего не видно — какая-то мрачная подворотня, словно черная дыра в космосе. Я напряженно вглядываюсь в кромешную тьму, пытаясь разобраться, кто или что произвело на свет столь мерзкий и отвратительный звук.

— Что случилось? — спрашивает удивленный голос Эдди у меня за спиной.

Я поворачиваюсь к нему и засовываю кинжал назад под курточку.

— Да, так… послышалось что-то.

— Хм, ночь все-таки на дворе — любой шорох пугает. Забудь об этом.

Мы идем дальше.

— А что — обязательно нужно было прятаться, чтобы вернуть оболочку Эдди? — спрашиваю я, закуривая очередную сигарету.

— Да нет, мне просто в туалет захотелось. Вот и все.

— Зачем же тебе в туалет, если ты не человек?

Эдди не отвечает. Мы идем по ночному городу, наслаждаясь свежим воздухом и отсутствием людей. Мне как-то не по себе от всего этого. Вот уже мы подходим к зданию, где находится «Китахара». Пожимаем на прощание руки.

— Ты куда теперь? — спрашиваю я у Эдди.

— Понятия не имею.

— Тяжело это, наверное, если не знаешь, куда идти…

— Вовсе нет.

— Что ж, — говорю, — было приятно с тобой пообщаться. Встретишь как-нибудь настоящую Фэй — передавай привет. Скажи, что заниматься любовью с ней воистину фантастически. Мы еще увидимся?

— Думаю, что нет, — отвечает Эдди.

— Ну, тогда прощай!

— Прощай.

Эдди машет мне рукой и скрывается в темноте, будто таблетка-шипучка, растворившаяся в стакане воды.

Я поднимаюсь на лифте. Пока один за одним высвечиваются огоньки этажей, я пытаюсь понять, с кем же или с чем мне все-таки пришлось повстречаться этой ночью. Голова раскалывается. Хочется спать. Я даже не могу ответить себе — хороший Эдди или плохой? Добрый или злой? Как это — быть кем угодно? В детстве отец говорил мне: «Сынок, ты можешь стать кем захочешь, важно только сильно захотеть этого. Очень-очень сильно захотеть». Не про Эдди ли говорил мне тогда отец?

Лифт открывается, и я выхожу на лестничную клетку. В темноте на ступеньках сидит Люся, ежась от холода. Кажется, я это уже видел.

— Ну, где ты ходишь полночи?! — она встает и обнимает меня за плечи.

Сперва мне кажется, что это не она, а только копия, но я вдыхаю запах ее волос. Чувствую, как замерзли у нее руки, и понимаю — это моя Люся.

— Я тебе бутербродов принесла, но они уже остыли. Ты голодный?

— Еще как голодный! — говорю я, и мы заходим в студию. Здесь все, как и прежде: темно, тихо, воняет горелой проводкой. Мы садимся на раскладушку и едим бутерброды, запивая их чаем из термоса. Я смотрю на Люсю и не могу оторваться. Как же я по ней соскучился!

— Чего ты на меня так смотришь?

— Просто…

— Что просто?

— Люблю тебя.

— Где ты ходил все это время? Я больше часа тебе тут ждала.

— Гулял по набережной с Фэй Данауэй.

— Вот дурак, никогда не скажешь правду… Небось опять обрисовывал стены с Пашей и Валерой. Так ведь?

— Да, ты права. Нарисовали парочку смешных рожиц. А почему ты не пришла вовремя?

— Я была в гостях у подруги, и не опоздала, если б не застряла в лифте. Просидела там в адской темноте больше двух часов, представляешь?

— Да уж, не весело. Кто же тебя вызволил?

— Да никто, он сам открылся. И я на такси приехала сюда.

Мы доедаем бутерброды и ложимся спать на узкую раскладушку. Люся шмыгает носом — видно сильно простудилась, пока ждала меня на лестнице. Я обнимаю ее, чтобы стало теплее. Она засыпает почти мгновенно, ее тяжелое дыхание согревает мне грудь. Я понимаю, что во всем мире нет больше второй такой девушки — любая копия, это всего лишь копия. Жалкий отпечаток подошвы на снегу.

Люся одна единственная — никто и ничто не сможет ее заменить. О том, что она когда-нибудь умрет — случайно или запланировано — я боюсь даже думать. Пусть это будет кто-нибудь другой… Кто угодно, но не Люся… Пусть смерть ходит где-нибудь далеко… Где-нибудь в Африке, у подножья Килиманджаро…

Да, это было бы прекрасно…

Где-нибудь у подножья Килиманджаро… Где это?

— Люблю тебя, — говорю я шепотом, зная, что она все равно ничего не слышит. Запускаю руку ей между ног и нащупываю там четыре родинки. Таких нет ни у кого на всем белом свете. Это я знаю точно.

И еще я уверен, что никогда больше не хочу встречаться с Эдди.

Додав Art-Vertep 22 лютого 2003

Про автора

Народився у жовтні. Дніпропетровськ — моє рідне місто. Ніде не навчаюсь, ніде не працюю. Маю великі вуха і довгі пальці, як у відьом.