Автори / Алєксандр Мухарєв / Восемь с третью. День шестой
(1) Смотрю, что с ноутбуком начались проблемы. Халатный, небрежный Лёша не установил защитную программу Касперского, и теперь осмелевшие вирусы атакуют унылый, апатичный, ослабевший экран извещением о том, что не всё благополучно в королевстве электронном. Отправил Максиму Бородину текст интервью с Евгением Степановым, прикрепил файл в надежде, что скоро-скоро увижу отпечатанный альманах своевременной литературы. Вспоминая об этом из настоящего времени – 10 ноября 2007 – многие эмоциональные черты теряются. Как реагировал на то, что мне ответил легендарный редактор авангардистских изданий? Воспринял это с воодушевлением, представил: чарующие перспективы грядущего знакомства. Любопытно. Какую прозу доведётся прочесть? Судя по дневникам, беседам с именитыми писателями и поэтами, которые опубликованы на сайте автора – крайне интересные вещи должны открыться! Только, как выяснилось Евгений – непримиримый враг Дмитрия Кузьмина, в 2005-м напечатал в «Футурум-арте» статью о нравственном разложении, ущербной поэзии создателя литературного объединения «Вавилон» и наверное, раньше выпадал против космополитического гомосексуалиста. Со временем прояснится в большей степени. Сейчас, минут двадцать назад окончил чтение увлекательных материалов журнала «Вопросы философии» 2006№5. «Способ мышления эпохи и принцип априоризма» З.М. Оруджева свидетельствует о том, что в разные эпохи господствовали своеобразные ментальные приоритеты, которые и влияли на исторический процесс: Наполеон позаимствовал идеи парламентаризма из Англии, что было разлито в воздухе, русские декабристы пытались перенести то европейское поветрие в родную империю, однако контекст ещё не вызрел и был заторможен после убийства царя Александра, что и сказалось на перевороте большевиков, которые соответствовали духу времени. Также В.И. Самохвалова в опусе «Творчество и энергия самоутверждения» весьма достойные мысли высказывает о том, что современная культура, нынешнее общество не дают проявиться в полной мере творческим энергиям, а пробуждают лишь дешёвые страсти, призывают к жизни архаические и дикие формы поведения, приводящие к деградации. А творцы, не находя обратной связи, реализуют себя в терроризме и зле. А.К. Якимович в рассуждениях «Искусство непослушания. О художественном процессе Нового времени» показывает, что ещё с 16-го-17-го веков, когда творили Леонардо да Винчи и Микеланджело человеческие художники, как в литературе, так и в живописи стали исповедовать «антропологию недоверия», выводя на сцену мерзости людские, низменные характеры, всякого рода пороки и патологии. Но если до двадцатого века в отношении демонстрации отталкивающих картин реальности имелось внутреннее предубеждение: да, мы знаем свои недостатки, описываем их с целью донести. Правду и способствовать их искоренению, то в прошлом столетии концепция изменилась. Литераторы принялись бравировать и смаковать криминальную вольницу, паноптикум отстойника отбросов начал главенствовать и моральные критерии перестали довлеть над оценкой изображения. Вот к чему привёл постмодернизм. Темой же философских работ стала идея того, что никакую новую мысль высказать в теперешнем периоде невозможно. После смерти автора настала и гибель философии. Но вернусь к Евгению Степанову. Как-то стыдно и неловко под своей фамилией выдать текст, сделанный самим объектом к которому так и не обратил вопросы. Он сконструировал информативный пласт, достойный внимания. Точно также года три назад и мне доводилось помогать школьницам последнего класса, поступающим в ДНУ на журналистский факультет, печатая под их фамилиями собственные репортажи. Аналогично и с редактором «Детей Ра» - получается, почти без труда выловил поэтическую рыбку из электронного пруда!
(2) Электронное письмо Анне. Только недавно узнал, что она не киевлянка, откуда-то с Полтавы. Снимает квартиру вместе с сестрой. Когда-то, года три назад обитала в общежитие, но имела неосторожность оставить в комнате дневниковую тетрадь и соседки с изумлением и горькою обидой ознакомились с тем, что думает о них надменная блондинка с непомерными амбициями, подогреваемыми бесконечным флиртом с теми, кто не промах помочь провинциалке сделать карьеру путём предоставления известных моментов. И вот она спрашивает, как успехи? Получим ли аккредитацию на концерт скандинавской группы с мировой известностью? Вряд ли дорогая! Но посмотрим, всё зависит от витальной страсти, аффективной изобретательности, пронырливости журналистского фарта. Прикрепил к сообщению поэтический раздел «Прежний мир». Как оценит рифмованные опусы филолог, привыкший к нормированному творчеству? Она напишет, что не может определить жанровую принадлежность присланных текстов, не в состоянии как-то оценить. Нет критериев и параметров. Обычно же, мы обмениваемся мелочами в посланиях. К примеру, сообщил ей о просмотренном фильме с Алексеем Чадовым в главной роли. А с её берега пришло известие о походе в молодёжный театр, где увидела спектакль по книге Харуки Мураками «Слушая песню ветра». Кажется, речь зашла о «Чёрном квадрате» - этот коллектив не является экспериментальным, сия бирка с него слетела ещё в последний год прошлого столетия, когда наблюдался автоматизм импровизаций на сцене международного фестиваля «Рампа». Якобы спонтанные действия отдавали отрепетированным привкусом устоявшейся работы, режиссёрским бичом над головами актёров и окриками зала, наивно верящего в то, что уникальность зрелища рождается в сию минуту, а не в методическом режиме, наскучившем приунывшей труппе. Один только фон: медленно входящая в сокрушительные, холодные права осень, компьютерный клуб на границе цветочного рынка, где маниакальные маргиналы грызутся за шанс попасть в игру с ужасающими монстрами сетевой войны по сказочному сценарию. Многого стоит: медленной загрузки на линию электронного ящика, пока открывается и поскрипывает информация о входящих сообщениях, успеваю ленивым глазом скользнуть на ближайший монитор. Девушка любовью занимается виртуальной. Расстегнула комбинезон слов и совсем, как в нарезке видео похоронной команды «Сектор газа» о девочках, подобранных зимой под ёлками отдаётся с энтузиазмом, но будто не учитывает дурных последствий – интернет абортирует здоровые эмоции, притупляет жизненную свежесть, загоняет реактивность чувств и рефлексы продолжения рода в глухую коморку мелочного кайфа. Так наблюдаю за другими малолетними персонами, вдруг какая-то малышка спрашивает провокационно – ты такой большой, ходишь сюда? Можно интерпретировать вопрос, как некий комплемент. Она намекает, что в состоянии эрекции мой половой член достигает фантастического размера. Честно перевожу её скомканные слова и тушуюсь. Хоть. Правда, но не проверишь. Последнюю строку вгоняю в окошко и жду, когда омут, бермудский треугольник расстояния чавкать и палить начнёт, когда скромный порыв вдохновения достигнет Матери городов русских, колыбели славянских народов, чтобы Аня Иванченко насладилась той жгучей любовью, вызванной не только её особой, но и постижением литературного марафона. Десять лет или шестнадцать бегу по сольной дорожке. В башмаки заскакивают камешки, битые стекляшки, осыпается репей просторечия на фирменные трусы авангардиста. Свисток прозвучал, и фора любви манит различными сновидениями.
(3) Разговор с механиком трубоволочильного цеха №3, естественно, касался производственных вопросов и был приурочен к приближающемуся юбилею сего коренастого, чуть стеснительного человека. Наверняка, с подчинёнными он ведёт себя иначе – покрикивает, загибая маты. Долгий путь к цеху пролегает через весь завод от проходной, расположенной возле трамвайной остановки, огибает протяжный цех бесшовных труб, ряд второстепенных подразделений, здание управления, прерывается центральным входом с неусыпно бдящим персоналом и оканчивается за воротами на противоположной стороне предприятия. Можно не идти по территории – это скучное и унылое занятие, а сесть на пятый трамвай и выйти через одну остановку и спустится вниз. Так ближе, но не всегда по времени выигрываешь. Порой транспорт приходит с большим опозданием. Глупая напасть в дороге – чешется глаз, промышленная пыль или катастрофический ветер ударился в зрительный нерв и вызвал раздражение. Пальцы левой руки трут веко и раскрасневшуюся поверхность. Если бы подвернулось внезапно зеркало, точно бы испугался. Почти наркоманская страсть утоления телесного беспокойства в довольно чувствительном секторе организма. Око – самое дорогое. Бреду вдоль поликлиники. Клумбы давно не питаются системой фонтанчиков, ибо сейчас дождливый период и никакие мнимые красоты не порадуют. Бабье лето проявляется, как редкая странность, но подтачивается естественным ходом сезона: октябрь наваливается жестоким колесом и сминает приливы тепла, возрождение сочных красок, а выносит на двор слякоть, серенький ливень, броскую меланхолию мотивов. И диктофон как-то развлекает в пути, слушаю записи прошлого месяца, которые жаль стирать – великолепные чтения московских поэтесс, они мастерски произносят собственные стихотворения, чеканят и вкрадчиво эротично тянут слова так, что слух трепещет в эстетическом экстазе и требует повторения. Также включаю треки свои: читал поэтические подборки, опубликованные в столичных журналах «Москва», «Новый мир», «Октябрь» и прочих. Осевший голос дал трещины, горловой коллапс превратил источаемые звуки в предвестье самого удручающего шоу: падение скалы рифм не выглядит эффектным, оно мультиплицирует фальшивость интонации, притянуто за эмоциональные уши вербальное колдовство не подчиняющее реальность восприятия, оттого лучше прослушать лишний раз Анну Аркатову или Елену Исаеву, а личные интерпретации достаточно невыразительных и случайных текстов поскорей убрать из ёмкой штуковины. Какие-то представители среднего класса проходят мимо и некоторые здороваются. Они с белыми касками, отличительный признак. За каждым из них в подчинении минимум человек восемь, а может и все сто. Смотря какой участок. Ответственности не занимать сиим ребятам, бегущим по горящим исполнениям, они в распоряжении господ из белого дома. Вассалы начальников смен, цехов и заместителей директоров, наплодившихся чрез меры. Крепостные. Рабы возле наиболее огненных мест, где плавятся заготовки, шипит сердитая вода, падающая в желоба, ведущие к стоку пруда-осветлителя. Легко не вышел на мастера, поначалу ждал в каморке в окружении облезлых стен и кривых взоров молодого руководителя, ограничивающего себя в употреблении лексики по телефону, но не сильно. Наконец, трясу длань виновника. Лаконичные фразы фиксирую и быстро покидаю завалинку трудолюбивых, промасленных и прокопченных муравьёв.
(4) Между боковым компьютером и верстальным слонялся, давая отдых глазам. Тыкал чайной ложечкой в баночку с варением, выпивая крутой кипяток с лепестками роз. Жевал виноград, почему-то женщины не захотели его. Сказали, что у них на огороде свой растёт. У Анны на участке, а Людмиле приносит удивительные сорта жених её дочки. Так что сочные ядрышки мне перепали. Виталик не лопал, как и Владимир Афанасьевич. Дробился солнечный свет сквозь решётку на комичные квадратики, вот вам и небо в клеточку. Режим полусвободный. Эдакое поселение интеллигенции на задворках индустриального чудовища, вынимающего здоровый дух, стругающего каждого работника под шаблон и не понимающего современной литературы, экспериментального искусства и уважающего лишь попсу, самый непритязательный шансон. Улучал момент релаксации. Нежданно-негаданно мобильный звонок заиграл в комнате, на экране высветился номер Шуры Балаганова. Любопытно. Чего надо? Парень говорит, что согласится выступить в роли конферансье на творческом вечере столичного журнала «Шо» в городской библиотеке, но просит заплатить невиданную сумму – двести долларов. За месяц получаю меньше, чем он хочет зашибить в течение пары часов дурашливой болтовни! Невозможно. Где взял тариф? С каких элитарных и гламурных вечеринок в распальцованных ночных клубах содрал ведущий утреннего эфира 34-го телеканала свой сумасшедший, завышенный до рвоты и неприличия прейскурант. Что-то невразумительное промямлил, ошарашено подыскивал формулировки корректного плана. Видно, человек в реальности виртуальной пребывает, и опускаться на землю не думает, воспарил в космические, облачные сферы коммерческого конвейера. Тормозить смысла нет, лишь набирать. Обороты. Вот к чему привела удалая работа на информационно-развлекательном телевидении, областных богатеев сдоил. Теперь пришла пора браться и за киевских воротил. Как-то встретил Шуру на конкурсе мисс студентка в клубе «Тайм-аут» в сентябре прошлого года и не понравилась его речь, мрачные шутки о ребятах с коим он сотрудничает. Мол, дерзкие пацаны прикола ради. Готовы закатать в асфальт кого угодно. Всё не почём. И никакого морального осуждения, лишь кивание. Он согласен с дикой позицией, усмехается. Дескать, у оторванных пассажиров свои расклады и нужно мириться, не встревать. Оправдывает зло. И после – зал с персонами первого ряда от мэра Днепропетровска и свиты прислужливых депутатов до различных сливок бизнеса и начинающих эстрадных звёзд, обожравшихся мнимой популярностью. Несомненно, в такой среде теперешний телефонный собеседник чувствовал себя в тарелке, аквариуме и плавал в стремительных течениях вечера, раздувая жабры, истекая слизью. Как мог этот Шурик ошибиться в событиях двухлетней давности и не поставить на оранжевых уродов. Он капиталы инвестировал в сине-белый проект и погорел. Выгнали с радио, где он перемежал трансляцию дискотечной музыки натужными сентенциями. Где-то протирал штаны, перебиваясь случайными заработками. Не брезговал даже толкать партийные спичи на митинге «Союза» на лужайке пред областной государственной администрацией и областным советом, где с ним два с половиной года назад и познакомился. Бархатистый тембр, обаятельность. Это есть. Но сейчас он перестроился. Выучил державный язык – украинское наречие, просил достать книгу Дмитрия Корчинского «Война в толпе». Как возьму? Подарил женщине, которая живёт на Левом берегу, вряд ли с ней восстановлю отношения. Спалил мосты и опустошил эмоции. Сотрудница, собирающая макет услыхала, что дело стоит 1000 гривен. Пустяшное и левое. Молвила, что кадр высокого полёта, ей нравится то, как он держится в эфире. Не глупец. Далеко пойдёт. Первым делом Киев, а потом возможно и до Москвы поднимется. Увидим.
(5) Виталику не понравилось, что не сказал о презентации журнала «Шо». Узнал о ней благодаря электронной рассылке Максима Бородина и обвиняет в сокрытии информации, нежелании быть союзником на литературном и культурном фронте. Что поделать, увы не считаю, что рассказы вроде «Опаньки!» или последние опусы редактора «Заводского вестника» заслуживают какого-либо внимания, интереса. Похоже, и в самом деле, предприятие так глубоко и враждебно воздействует на психику творческого индивидуума, что и до того ленивый, инертный, всегда переносящий решительные действия и художественные планы на потом, он полностью парализован. И не может полноценно реализовывать свои проекты. А если пытается, то из сего вытекает что-то болезненно кривое и далёкое от оригинального замысла. Испорченный суррогат, генетически модифицированные слова, отдающие приторным свойством с интеллектуальным зарядом отнюдь не поражающего влияния. Возможно и у меня подобные проблемы, но я открыл здесь второе дыхание, то есть получил возможность путешествовать и знакомиться с любопытными людьми, начиная с Москвы, заканчивая Львовом, Коктебелем, неприхотливой украинской провинцией. В общем, отдушины сам себе организовал, чем и тешусь в пору поэтического зависания. Ведь летел бы и дальше, но дело упирается в потолок реальности, убрать его не в силах. Цепь обстоятельств стала стеной, рвом с колючей проволокою и жесточайшей сигнализацией то ли безумия, то ли охлаждённого вдохновения. Зато дегустирую время, медленно поворачивая колёса дневника в направлении настоящей поры. Когда пересечение случится, о этот миг станет поистине фантастическим событием и верить в него следует с фанатической убеждённостью. Ничто не исчезнет. Ни одно мельчайшее зерно, казалось бы случайный жест, каждая мелочь предстанет в полноте и найдёт собственную лунку, координатную сеть на границе личной истории и социальной, отразится в узорном фрактале человеческой судьбы. И нельзя терять прекрасных мгновений, откуда угодно нужно искать подпитки. Альтернативные источники не повредят, не помешают. Худо-бедно, но аффективная тяга появилась. От бесперспективной почвы вдруг возникли фантомы возможностей. Игривые оазисы. Смутные шансы. По крайней мере, можно составлять план бегства. В океан без правил и берегов, указывая лишь на упования. И дерзкую внутреннюю энергия, потайные силы и мечты, взрыхляющие и взрывающую удручающую поверхность существования. Говорю. Обрету новые земли, глянцевые территории столичных изданий. Вполне по плечу компетентно общаться с самыми именитыми представителями современной литературы, только предварительно ознакомившись с тремя-четырьмя их наиболее знаковыми произведениями. Опыт, интуиция, навигация в космосе актуальной словесности не подведут. А как воспримут снобы киевские тот пролетарский, воющий напор автора, смешивающего карты – здесь вам и прозрачный намёк на возвращение фашизма, какая-то шоковая гниль и трепетная уклончивость скандала на голом повороте, ведущем в анархические заросли. Не хочется посрамиться. Собственных стихотворений отчего-то стыжусь, хотя такого почтенного возраста достиг – тридцать лет, в сторону шутки отбросить и скромность, разойтись на замкнутый круг да отплясать, что есть мощи. Ан ещё не дозрел. Когда же упаду к ногам своего творчества переспелым яблоком? Да и смогу ли обнаружить райский сад, заботливых садовников, коим по нраву и желанным станет поэтический сброс в низину метафорического откоса, где всё также по одёжке судить могут и поминать косо. Вот когда преодолею себя, тогда и буду за кого-либо поручаться и от своего имени звать на ответственные посиделки.
(6) Кроме прочего, ныне – символический день. Край недели, разбегаются по местам прописки сотрудники многотиражной газеты. Пыль столбом стоит и ревёт, бьёт по столу начальник, вычерчивая макет готовящегося номера на исчёрканном листе. А его поправляет верстальщица, вставляет не всегда лестные «пять копеек». Закипает сыр-бор, исподлобья глядит заместитель. Не галдит. Он если б имелся панцирь, спрятался глубже. Сохраняет нейтралитет. И это мудрая позиция. Да, теперь вот что вынырнуло. День Ленинского района, вроде бы непредвиденное, но с иного бока вполне закономерное и логичное мероприятие. Тянем жребий. Кому идти. Выпадает мне и Владимиру Афанасьевичу. А груз обещаний, как дамоклов меч висит над озабоченной головою. Как выкрутиться и сбежать? Бросить на произвол старшего товарища, чтобы отдувался, пока на трибуне заводского Дворца культуры выступят: Иван Куличенко - раскрасневшийся от горячих капель мер, глава районной администрации, ряд официальных лиц и даже областного масштаба птицы. Важные перья будут крутить воздух помпезного зала, где протухнут скукой лица рабочих и ветеранов, созванных по свисту профсоюзного комитета в обещании какой-то пайки, отлынивания, сняли как никак с томительного производства, с процесса отделки бракованной трубы или оторвали от просмотра какой-то смешной телепередачи по национальному каналу. Позорно даю дёру. Несколько формальных снимков на прощание, вдогонку сановникам щёлкаю запоздалые кадры. Халтурно пыжусь, выжимая фальшивый азарт и краснею, как дорожка. По коей. Ступали ноги генерального директора. И уже облако сероводорода несётся с коксохимического предприятия в тон пораженческим думам. Любой бы хитростью избавиться от повинности, тяжкого бремени обязательства, брошенного на шею камнем и тянущего на дно ужасающего краха. Кого-то подвожу в далёком отсюда помещении, там нуждаются и ждут. Здесь – бюрократическая вакханалия, пошлый церемониал. Кавардак, вовлекший в орбиту абсурда множество метеоритов, залётный астероидов, расшибающих в учтивых поклонах толоконные лбы, визжащих от восторга. Они любят помаячить, в очи пылью плеснуть и в бокал, где-то сервированы столы на втором этаже. В театральном фойе. Наверно. Никогда не узнаю. Потому что бросаю Владимира Афанасьевича один на один с этой бутафорией, он в шоке захлёбывается и негодует. Рассержен. До предельной степени. На грани катастрофы. Просит и по-доброму. Трясусь от бессилия. Как доказать и сообщить, что кидаю ради достойной цели. Не понимает он, и сам себя тоже не понимаю. Патовая ситуация. Конфликта не избежать, не объехать ни в каком виде. Человек затаит обиду и злость. Абсолютно оправданную. Как же так! Договор дороже и денег, и самой свободы! Закабалил себя зароком и теперь нарушаешь! Да, преступник ты и нечестный человек. Как носит земля? Ладно. Проваливай, знаю теперь низкую твою цену и никогда впредь не допущу на близкую дистанцию. От предателя можно всего, что хочешь и не хочешь получить. Засаду и бесконечно злые эмоции. Позор. Неприятный осадок плавал в горле, разъедая комком дыхание, перекрывался доступ кислорода. Сигнал тотального презрения обдал, как выстрел наповал. Сбил с ног. Всё-таки потопал прочь. К трамвайной остановке, а огорчённый и разуверившийся в меня Владимир Афанасьевич Рудов испил сполна чашу официального бреда, развернувшегося на сцене ДК. Сплоховал. Подставил. Трусливо умчал и чувствовал, как вал неприятностей захлёстывает. Просто так не отделаюсь. Отплата предвидится суровой местью, гнетущей карой.
Додав Nusya 01 квітня 2008
Про автора
ИМПЕРСКИЙ ПАРЕНЬ
