Автори / Симон Чорний / Нет Свободы Без Гномов

Нет Свободы Без Гномов

Она лежала на особом чехле в кабинете вице-президента корпорации. Изображенный на ней Академик был высокомерен и загадочен. И нарисована она была в очень необычном, новаторском стиле. Манера Хоппера, стиль раннего Караваджо, кисть Ван Гога. Думаю, любая галерея Нью-Йорка купила бы её, не торгуясь.

Картина. Картина Для Президента. Мы купили её за четыре тысячи долларов, фактически за бесценок. Это была редкая удача. Сегодня перед камерами ТВ Президент вручит её директору дома-музея Академика. И ближайшие триста лет всякий пришедший в музей будет читать на золотой табличке: « ,, Академик ,,. Подарена Музею Президентом. Меценат — Корпорация»

Я подышал на табличку и потер её носовым платком. Табличка весело блестела. Всё-таки табличку я прикрепил очень удачно. На этой раме старинного потускневшего золота она выглядит очень по-музейному. Соответствует этой изящной дорогой вещи. И чехол, чехол очень музейный. Из настоящего холста. Двойной, на особых липучках. Чтобы одним изящным движением можно было снять чехол и Академик предстал бы перед восхищенной публикой, мелькая в синих молниях фотовспышек. Наверняка Президент с этой картиной в руках будет здорово выглядеть на обложке «Штерн». И заголовки на первых полосах, и в каждом — обязательно слово «Корпорация».

Я встал на колени, и, дотянувшись до середины чехла, снял с него длинную нитку.

 — Да, да. В одиннадцать часов мы встречаемся с Министром Культуры, — говорил тем временем в трубку Вице-президент. Да. У нас всё готово. Со стороны Корпорации будет участвовать Учредитель.

Ага, последние новости от связного в Администрации Президента. «Всё без изменений». Отлично. Значит, пора выезжать. Чик-чик-чик, это застегивается чехол на липучки. Очень музейный чехол. Только не хватает на нем трафарета ЛУВР в углу.

Я аккуратно, как новорожденного, подхватываю картину на руки и осторожно несу её вниз по лестнице. Идущие навстречу останавливаются и перешептываются мне в след: « А что это, что это?» « Как, вы не знаете? Это Картина Для Президента!»

На стоянке мы грузим её в сверкающую черным лаком машину вице-президента.

До приезда Президента час. Мы проезжаем мимо оцепленного полицией дома-музея Академика. Вот здесь всё и произойдет. А пока что нам хорошо видно, как внутри оцепления неприметные люди занимаются своим делом — обеспечивают безопасность.

Президент прилетит через час и мы, Корпорация, меценат национального уровня, вручим ему Картину. Чтобы он, в свою очередь, вручил её директору Музея Академика.

Мы кружим в машине вокруг квартала.

— Странно… — говорит задумчиво Вице-президент. Как-то очень спокойно…

 — Да действительно. Надо же, на Проспекте ни одного поста. Город выглядит так, будто обычный день. Но мы-то, мы-то знаем. Мы, посвященные.

— Странно… — говорит Вице-президент, и прячет в карман телефон, — Министр не берет трубку…

— Алле, Гюнтер, — звоню я фотографу, — у нас всё в порядке.

— Отлично! — бодро отвечает Гюнтер, — я готов! Я думаю, фотографии будут отличные! Мы повесим их прямо в холле Корпорации! Представляешь — Корпорация, картина и Президент, вот круто!!!!

— Отлично, Гюнтер, — говорю я, — это в самом деле будет круто. Как только приедет Президент, я тебя наберу.

— Супер! — бодро отвечает Гюнтер, — я сразу же буду на месте, мы сфотографируем всё!

Машина сворачивает на очередном перекрестке. Мы снова проезжаем мимо зябнущих серых людей с незапоминающимися лицами. Картина Для Президента покоится на заднем сидении авто.

— … А потом, когда мы реализуем меценатскую программу для Дрезденской галереи…

Наши планы прерывает звонок автомобильного телефона.

— Аллё… Дааааааааааа… вот как… — Вице-президент обескуражен.

— Смотри-ка… — говорит он отстраненно, — Президент сегодня не приедет. Приедет завтра.

— Воооо как…. Как это не приедет? — я уже набираю нашего человека в Администрации.

Ответ лаконичен: «Всё отменяется. Президент не приедет»

— А спроси у него, завтра приедет? — Вице-президент беспокоится, это всё идет вразрез с нашими планами.

— Нет, и завтра не приедет. Он говорит, не приедет вообще. Они снимают людей.

Мы стоим у обочины и глядим, как серые неприметные люди гуськом, как утята, грузятся в туристический автобус, оказывается, президентскую охрану возят в туристическом автобусе с нарисованными на бортах Альпами… Мы наблюдаем, как один за другим исчезают куда-то перепоясанные белыми ремнями полицейские с рациями.

— Ладно… — говорит Вице-президент. -Сегодня закрытие конгресса имени Академика. От имени Президента картину вручит Советник по культуре.

Всего пять минут требуется на то, чтобы узнать, что Советник по культуре получил вчера Орден и нажрался на радостях так, что уехал с приема на скорой.

— Ладно, — не сдается Вице-президент, — Вручим сами. Соберем прессу и я вручу сам на Закрытии конгресса. Это будет солидно.

-Алле, свяжите меня с организаторами Конгресса… Какого? Конгресса имени Академика! Не в курсе…Ясно.

— Аллё! Администрация? Не в курсе?

— Аллё? Магистрат? Не в курсе?

— А ллё? Дом-музей Академика? Мы сейчас приедем.

Я вношу Картину в дом-музей академика, кладу её в Кабинете на стол и раскрываю. На нас никто не обращает внимания. Усталые женщины бегают мимо нас с Академиком, не отвечают на вопросы, или отвечают срывающимся на фальцет голосом: «не знаем! Не известно! Не в курсе!»

Мимо проносятся два усача со значками на лацканах.

— Не приедет!

— Как не приедет?

— Вообще не приедет!

 — А когда приедет?

— Никогда не приедет! Вылетел за границу!… Так, и эту парадную люстру гасите… Да. Сказал, не до вас. Сказал, хочет провести выходной с детьми.

Я пакую осиротевшего Академика снова в чехол и несу обратно в машину.

— Ничего, — воинственно говорит вице-президент, — поехали в Оперу. Там закрытие Конгресса. Там договоримся на месте.

В опере заперты двери. На нас из-за стекол по-рыбьи глядят билетерши и пожимают плечами на вопрос, как войти. Мы бредем по мокрым листьям мимо автобусов телевизионщиков, спотыкаемся о разложенные кабели, открываем двери служебного хода.

— Когресс? — задумчиво тянет вахтерша, — Ничего не знаю про конгресс. Идите к администратору.

— Я конгрессами не занимаюсь, — сходу рубит администратор и уносится.

— … пожарный пост. — всё, что остается после нее.

— А, конгресс, — говорят нам на пожарном посту. Да. Есть конгресс.

Мы, обрадованные, переглядываемся.

— Только никого нет. А вы артисты? Те самые мимы? Пойдемте, я открою вам гримерку.

— Нет, нам нужны организаторы.

— А, организаторы… они были, но ушли.

— А когда начало?

— Этого никто, кроме сценариста, не знает.

— А как найти сценариста?

— А этого никто, кроме администратора не знает.

— Администратор не знает.

— А, она наверное встречает Президента.

-Президента не будет. -Я не знаю будет или нет. Это не мое дело — знать. — А есть кто-нибудь, кто знает?

 — Есть.

— Мы можем с ним поговорить?

— Нет.

— Почему?

— Он в ратуше.

— А «он» это кто? У него есть имя?

— Имя есть. Но его никто не знает. Все в ратуше.

— А кто вот это?

— Это директор Оперы.

Схваченный за рукав директор оперы отвечает:

— А, конгресс? Картина? Академик? Ничего не знаю. Это не мое мероприятие. Это ратуши мероприятие. Едьте в ратушу. Я ни при чем. Слава богу, я ни при чем. А вы собственно кто? Корпорация? Как славно, Корпорация. Это правда, что на следующей неделе вы снесете Оперу и построите вместо нее бордель? Нет, постойте. А куда мне девать труппу? Да постойте вы со своим академиком. Труппу мне куда девать? В ваш бордель они не хотят. У них оперный репертуар!!!!!

Мы стоим перед Оперой, вице-президент ломает спички, пытаясь прикурить.

— Балаган, балаган, сволочи , балаган, — повторяет он, — Сволочи, балаган. В этой стране нет порядка и не будет. Никогда. Ни одного ответственного. Никого.

— В ратушу?

— К черту ратушу. Я понял. Президент не приехал, это как нудный учитель нудного катехезиса не пришел на урок. Все разбежались из класса и играют на пустыре в лапту. Постой-ка, я позвоню министру…

— Министр исчез, — говорит он через пару минут, и выглядит он уже совсем больным, — Мне сказали, что министр исчез, и никто не знает где он. 

— Позовем прессу, вручим директору сами?

Через пол-часа звонков мы выясняем, что директор Дома действительно где-то был, его кто-то видел, но сейчас никто не знает где он. 

Мы едем в офис, посеревший от ярости вице-президент давит акселератор, пытаясь раскрошить педаль.

— Балаган, балаган, сволочи , балаган, — повторяет он, — Сволочи, балаган. В этой стране нет порядка и не будет. Никогда. Ни одного ответственного. Никого.

…Она лежала в комнате охраны на идиотском чехле, похожем на грязную измятую нестиранную гостиничную простыню.

Вокруг нее стояли мы — я, вице-президент и двое охранников.

Изображенный на ней Академик был похож на старую канцелярскую крысу — в нищенском засаленном сюртуке, обвисших усах, с дешевой цепочкой дешевых часов на дурацкой жилетке. Глаза его смотрели в разные стороны, лицо было ассиметрично и нос выглядел так, словно его пририсовал трехлетний ребенок. И нарисована она была так, как рисует водопроводчик, возьми он с похмелья в руки кисть и краски. Безвкусная блестящая табличка с банальной надписью придавала затасканной раме вид уж вовсе полной дешевки.

— Ей цена марок четыреста, — удрученно сказал я. 

— Восточногерманских. -добавил вице-президент.

Охранники заржали.

— что мы с ней будем делать?

— Не знаю…. Эй, вот ты. Никита? Что за идиотское имя — Никита… Отнеси её, поставь в комнату уборщиц. Потом куда-нибудь денем.

— Это кошмар. Какое дерьмо. Картина говно, Конгресс говно, Академик- Говно. Президент тоже говно. Пойдем, выпьем что ли.

Я отрицательно покачал головой.

— А, ну да. — сказал вице-президент, — Я забыл. Ну, значит и ты говно.

………………………………..

Дворники размазывали по стеклам грязный дождь Бонна.

«…В ответ на введение генералом Ярузельским военного положения, связанного с выступлениями „Солидарности“ Леха Валенсы, в Польше на улицах Варшавы, Гданьска и Познани появились люди, одетые в костюмы сказочных гномов. Они танцуют вокруг милицейских машин и скандируют: „Нет свободы без гномов“. Милиция проводит массовые аресты»…

Я дотянулся до приемника и повернул ручку. Стало тихо, только дождь колотил по крыше.

 — Балаган, балаган, сволочи , балаган, — тоскливо сказал я,- И в Польше балаган. Нет порядка и не будет. Никогда. Ни одного ответственного. Никого. Нет свободы без гномов. Какое же всё дерьмо.

Дождь усиливался.

Додав Art-Vertep 22 лютого 2003

Про автора

Я не разбираюсь в химии. Вообще. Так же туго с алгеброй, геометрией и  физикой. Деньги я считаю калькулятором, и меня спасает то, что это происходит нечасто. Когда нет калькулятора, считаю на пальцах.