Автори / Ігор Бондар-Терещенко / Інтерв’ю ІБТ в «Литературной газете» (Москва)
С Игорем Бондарем-Терещенко, самым скандально известным критиком современной Украины, автором тринадцати книг (sic, включая одну неизданную), мы договорились так: он мне рассказывает об украинской литературе, а я ему…
Не поворачивается язык сказать «о русской». Имперское сознание не пускает.
Мы же ведь «единый народ», не может украинская литература отдельно от русской быть. Может – только от «российской», но «российская» – это заведомое понижение планки.
Впрочем, «многополярный мир» (ради перехода к которому и затеян, по слухам, «мировой кризис») подразумевает именно эту логику. Полюсов должно быть побольше, а сами они – пожиже. Так и проговорили в стиле «а у нас в квартире газ». Жалко.
КАВАЛЕРЫ ЗОЛОТОГО БАБАЯ
Лев ПИРОГОВ: Расскажите мне про вашу литературу. На что это похоже?
Игорь БОНДАРЬ-ТЕРЕЩЕНКО: Ну а на что похожа ваша?
– Хм, изнутри не видно. Ну, можно взять чужую, про которую всегда всё понятно, и от неё оттолкнуться. Скажем, от европейской.
Европейский человек миновал стадию утраты ясной картины мира и связанного с этим отчаяния, теперь он пребывает в комфортном оцепенении. Соответственно сегодняшняя европейская литература – это такая без конца и края Норвегия с сереньким, неброским, но безукоризненным дизайном обложки. А русский человек тонет. С одной стороны, ему хочется скорее уже на дно, где Европа, с другой – хочется обратно: к Богу, коммунизму, проклятым вопросам, к чему угодно. В литературе, с одной стороны, утверждение «норвежских» стандартов (смотри статистику бестселлеров от Книжной палаты), с другой – болезненная, брюзгливая (или агрессивная и тем самым изменяющая себе) реакция на это со стороны «гуманистической традиции».
А что на Нэньке?
– Лучше сказать не что «на» ней, а что, извиняюсь, «под». Под «украинской» литературой у нас обнаруживается литература «современная». «Украинская» литература – это то, что разрешено к официальному употреблению, включая номинацию на единственную национальную Госпремию им. Тараса Шевченко (других букеров у нас нема), а «современная» – та, которая стремится стать «украинской», то бишь «официальной».
Когда в девяностых «стало всё можно» и в колхоз Союза писателей уже не загоняли, каждый из регионов Украины обзавёлся собственной литературной тусовкой, традицией и даже школой. Так возникли киевская, житомирская и харьковская школы, а также «ивано-франковский феномен». Именно тогда и гремели дискуссии между молодыми украинскими «модернистами» и «почвенниками». Первых прибрали к рукам новорождённые издательства, чтоб в Румынию продавать, а вторых, оставшихся без оппонентов, поголовно приняли в Союз писателей. Ну а там уже про путёвки, про пайки…
Книжки пишут о том, как хотелось бы жить в иной Украине, то есть альтернативная история популярна, а также выдуманные истории «из себя», этакая жизнь от руки в «рыночном» механизме современности.
– Что, действительно только одна премия? А как же вы тогда литпроцесс структурируете?
– Конечно, при Союзе писателей есть ещё профильные премии, но реальными деньгами премируют только шевченковцев. Кто из них запомнился? Ну, вот поэту Тарасу Федюку недавно дали. Нет, не бойтесь, не за стихи. Ему кредит за квартиру надо выплачивать – из глубинки в Киев переехал. Он какой-то там по счёту вице-президент Асоциации украинских писателей.
Из негосударственных премий упомяну «Коронацию слова» и «Золотого Бабая» (чудище такое местное, вроде Угомона), но они, хоть и денежные, погоды в литературе не делают. Любой может прислать анонимную рукопись, но прочитают её лишь члены жюри. Награждают же из года в год почти одних и тех же: то членов прошлогоднего комитета премии, то прочих родственников и друзей Кролика.
Так что «литературный процесс» у нас с недавнего времени никак не «структурируется». Дискуссии отгремели, окна в Союзе писателей застеклили, горлопаны давно на учёте в милиции. Настоящих буйных мало, вот и нет «живой жизни». Пытаются, правда, выстраивать свои горизонты отдельные украинские издательства вроде львовской «Кальварии», взявшейся за молодых (но только тех, кого можно экспортировать, как Любка Дерёша).
– А можно ли нынешней украинской литературой начитаться досыта? Скажем, среди части нашей молодёжи ходит поверье: «По-русски дрянь пишут, читать надо переводное».
– Украинское модное чтиво вроде Жадана и Дерёша модно только в молодёжной среде, подогретой Интернетом и сознательной профессурой в университетах. Остальные Маринину с Донцовой с рынка тащат, как дети малые.
– Переведённых – или?
– Нет, конечно, у нас поголовно на русском читают. Украинское чтиво даже для внутреннего рынка – дело невыгодное. Не знаю, может быть, украинские авторы как-то не так глаголы расставляют и прочие дефисы…
ОПЯТЬ ОБ ГОГОЛЯ
– Ага, в общем, всё плохо. А что впереди?
– Будущее Украины – в её славном прошлом. То есть в осмыслении и конвертировании мифов в историческую и литературную кассу. «Я видал, как барин едал» – вот о чём нынешние песни украинодумающих славян.
Это раньше академик Плачинда небезызвестного Олеся Бузину за скабрёзную книжку «Вурдалак Тарас Шевченко» по морде бил. А теперь нашими постмодернистскими плодами официальщики вовсю пользуются. Мы за них в Дахау симулякров и дискурсов, как в разведку, ходили, а они нам теперь фигвамы политкорректности малюют! Я даже книжку написал о том, что не было на Украине никакого «постмодернизма», а прижился здесь лишь национальный «Остмодерн». Это когда за одно боевое десятилетие наши умники заглотнули в спешке столько интеллектуального заграничного комбикорма, что толком переварить всю эту галиматью просто не получилось. Так и оставили в углу под ковриком. А когда наутро уборщица пришла, то оказалось, что писательского колхоза уже нет, все по своим региональным квартирам-феноменам разбрелись, где сама почва, природа и национальная материя заголосили на все жанровые, в основном «постмодернистские», лады. Писать стали не книжки, а либо экспериментальные романы размером в большую статью, как Оксана Забужко, либо перелицовывать Веничку Ерофеева и Умберто Эко, как Юрий Андрухович, либо репортажи «из себя», как Сергей Жадан. Литературы стало много, да только почитать нечего.
– По-моему, наоборот, всё идёт к тому, чтоб было что «почитать». «Остмодерн» (который, понятно, и у нас был) означает, что длинный путь европейских литератур от принципиально не годящихся «почитать» Джойсов и Прустов к норвежскому стандарту пройден нами экстерном. Времена haute couture закончились, пришла пора литературы для повседневной носки. Паранорвегия тем и хороша, что даёт гарантированный продукт, за которым можно в книжный магазин ходить, как за йогуртом. Другое дело, что нам так неинтересно: пошёл – купил. Мы привыкли «доставать», «знать, где дают», отрывать с руками. Нам иначе как в режиме «новый Гоголь родился», неинтересно жить. А если гоголи не рождаются, говорим «кризис».
Но это в идеале. В действительности же русскую литературу уже подтягивают (вслед за великими европейскими) к уровню норвежской – это во-первых. А во-вторых, выращенные в условиях товарного дефицита и пиетета «совки» скоро повымрут. Помните, какое слово у нас, совков, рядом с «дефицитом» стояло? «Деликатес»! Нечто особенное, из ряда вон выходящее, – «Гоголь»… А теперь в деликатесах, как в грязных носках, копаются. Инфляция. Недаром творчество главного русского литкритика современности Андрея Немзера сводится к перечислению имён и названий…
– Успеть всё перечислить и хотя бы приблизительно назвать своими именами – в этом и состоит задание современного критика. Чтобы читатель знал, куда бежать и кого покупать, дабы модным в очереди на маршрутку казаться. Модному же писателю, наоборот, надо всю эту кассу букв и слогов вставить в свою книжку, которая иногда напоминает прейскурант в супермаркете. То же самое касательно восприятия европейской литературы, в которой, говорите, сплошные йогурты. У нас с нею ещё круче! Норвегия, говорите? А Финляндию сплошную в украинских переводах не хотите? Плюс друзья и прочие европейские родственники нашего незаменимого полпреда от литературы Юрия Андруховича, сватающего украинским читателям второстепенные переводы из Словакии, Чехии и Польши. «Другой Европы у меня для вас нет»! Если же по правде, то как это делается, знаете? Вы ведь на книжных ярмарках бывали? Там ведь как «европейцев» приобретают? Чьи права подешевле да контракт на них подольше. Поэтому Бегбедера и Уэльбека у нас, похоже, с российских «оригиналов» перевели. Правда, Мураками – с настоящего японского, но это Харуки, а до Рю нам бы ещё пару незалежных десятилетий. Плюс, конечно, талоны на усиленное питание.
ПОБЕДИЛА ДРУЖБА
– Что же государство вас талонами не поддерживает? Вы ведь «конвертированием мифов» заняты. Борьба за национальную идентичность, шутка ли…
– Нет, у нас государство поддерживает только подведомственные ему службы: почту там, телеграф… А также службу госбезопасности и её филиалы вроде Союза писателей. Литературные и прочие цеховые мифы конвертируются факультативно, госзаказов на них нет. Для «национальной идентичности» хватает песен солиста «Океана Эльзы» Славы Вакарчука, вставленных в школьные хрестоматии с немого согласия его папы, нынешнего министра культуры Украины. А также чествования автора гривны, художника Василя Лопаты. С музыкой пока закавыка, определиться не могут: то ли Верка Сердючка, то ли «поющий ректор» Михаил Поплавский. Кстати, если какие-то имена вам неизвестны, то можно будет в мою книжку «НеEastWestная Украина» заглянуть, если её вдруг наконец-то издадут. Боятся и украинские, и российские издатели связываться, представляете? Слишком уж там неласково о тех, на ком они деньги зарабатывают. Писатели, художники, артисты, телеведущие – весь букет незалежной украинской культуры в сатирических красках.
– У нас главным диссидентом в прошлом году был харьковчанин Михаил Елизаров, получивший премию за роман, в котором речь шла о том, что жизнь – не ценность, если её не за что отдать. Либеральное сообщество забило тревогу: фашизм! Сошлись, как водится, на том, что Елизаров «не писатель», у него там на какой-то странице вороны не так каркают. У вас есть такие террибли?
– Да нет у нас таких терриблей, одни инфанты остались. Времена разоблачения национальных идолов позади, уесть раздобревшую власть и заодно читателей-патриотов нечем. Разве что соседей-москалей подразнить, которые и сами обманываться рады. Взять хотя бы страшное название романа «Нация» Марии Матиос, недавно перепёртого зачем-то в России на могучий язык осин. Ну, зачем перевели – это понятно: чтоб «националистический» образ злого хохла поддержать. А вот для чего наше высокое украинское начальство это самое радикальное словечко «нация» в каждую трибунную речугу пихает, непонятно.
С народом бы разобраться, а то сразу «нация»…
– Я вот думаю: может, весь этот украинизм (в части конвертации мифов) – это как у нас во время переписи населения молодёжь «хазарами» записалась? Игра в альтернативный мир?
– Разница между украинскостью и украинизмом – как между национальностью и национализмом: вроде бы никакой. И только в быту понимаешь, что есть язык государственный, а есть – родной. Ферштейн? Или ещё вот «фашизм», говорят. В России он против чего-то или кого-то, а на Украине, как правило, за (что-нибудь этакое).
– Так и в России «за». «Против» (человечности, дружбы народов, мира во всём мире) – это уже неактуально. Теперь «фашизм» – это когда «за русских», а раз за русских, значит, против дружбы народов. Так что фашизмы у нас с вами похожие.
Вижу, что не только они.
Беседовал
Додав Sh.Ocean 12 серпня 2011
