Автори / Театр / Режиссер Павел Юров: Театральный процесс в Киеве – детский и понарошку
Недавно в PinchukArtCentre прошла читка-перформанс пьесы популярного украинского драматурга Максима Курочкина "Водка. Е..я. Телевизор". Позже её режиссер Павел Юров отправился во Львов работать над ещё одним современным драматургическим текстом для фестиваля "Драма.UA".
Павел Юров – театральный режиссер, переводчик. Основатель проекта "ДрамПортал. Читки-перформансы современной драматургии". Работал в Мастерской театрального искусства "Сузирье".
Мы решили поговорить с Павлом Юровым о его творчестве, современном театральном процессе и роли в нем молодой режиссуры.
У НАС НЕТ СОРЕВНОВАНИЯ, ХУДОЖЕСТВЕННОЙ КОНКУРЕНЦИИ МЕЖДУ РЕЖИССЕРАМИ МОЛОДОГО ПОКОЛЕНИЯ
- Среди твоих коллег бытует мнение, что молодому режиссерскому поколению не хватает обобщённости и явного лидера. Ты согласен с подобным мнением?
- Лидер современного театра звучит для меня также глупо как лидер современного спорта, или лидер современной музыки. Лично мне, например, не нужна ни общность, ни какой лидер. А подобные высказывания свидетельствует только об отсутствии самостоятельного мышления у молодых режиссеров и их инфантильности.
Грубо говоря, если я вышиваю крестиком, то почему я должен дружить с человеком, который тоже вышивает крестиком. Может, мой крестик другой – он любит большие, а я маленькие, я люблю синие, а он красные, я люблю вышивать по диагонали, а он – по прямой.
Даже в начале ХХ века, когда в русском театре было много "движух", творческие люди жутко конфликтовали друг с другом. Каждый претендовал на то, что он прав. Да, у них была общая "тусовка", но это, прежде всего, результат русской общинной ментальности.
Украинцам же присуща более европейская индивидуалистическая ментальность. Хотя в этом есть и обратная сторона, которая разделяет людей между собой и делает их неспособными о чем-то договориться, на чем в свое время сыграл Иосиф Сталин.
В пьесе Наталии Ворожбит о Голодоморе "Зернохранилище" очень хорошо показано, что проблема не только в Сталине, а, прежде всего, в людях, которые позволили это над собой сделать. Если бы они вели себя по-другому, то трагедии таких масштабов могло бы не произойти. И все эти памятники, которые сейчас воздвигают в память о Голодоморе, демонстрируют, что люди продолжают вести себя точно также. В общем, отсутствие самостоятельности – это проблема всей страны.
Другой аспект, что нет авторитета, а точнее авторитетов, в украинском именно современном театре. Людей, которых уважают и чье мнение учитывается и считается значимым. Но те же молодые режиссеры и драматурги сами будут отрицать любого, кто начнет становиться сколько-нибудь значимым, и которому они не будут нравиться или этот человек не будет нравиться им лично, а не профессионально. Ну, это классический украинский расклад: одна страна – два гетмана.
 |
- Но от чего, по-твоему, эта проблема возникает в театре?
- Наверное, в силу театральной ситуации – довольно институциональной и "кастовой", что всегда сопряжено с огромной долей личного компромисса. Я недавно понял, что цель не оправдывает средства, потому что средства меняют качество цели и меняют человека, который приходит к этой цели, в зависимости от того, каким образом он их выбирает.
Проблема в том, что у нас нет соревнования, художественной конкуренции между режиссерами молодого поколения. Есть хороший буддистский афоризм: "Плохо то равенство, в котором нет разнообразия, и плохо то разнообразие, в котором нет равенства".
Раньше люди, которые начинали свое творчество, хотели превзойти предшественников. Сейчас же всем по барабану – делаешь ты что-то новое, или нет. В принципе, это нормально, но, с другой стороны, это продуцирование той художественной информации, которая уже существует. А для меня любое произведение заключается в определенной революции сознания.
- Каким тебе представляется театральный процесс в Киеве?
- Он не убогий и даже не формальный – он детский и понарошку. Все какое-то искусственное, декоративное, локальное, наивное и беспринципное. Все что-то изображают, но никто ни во что по-настоящему не включается. У людей нет конкретных идей – все просто хотят "чем-то" заниматься, чтобы как-то выглядеть в своих глазах и кем-то считаться в обществе.
Для меня проблема заключается в инертности киевской ментальности. Да, и вообще, наше государство напоминает мне мать, которая боится, что ее бросят дети, поэтому сильных и перспективных она попускает, а слабых и домашних поощряет. Недаром украинцы очень любят плакаться и жалеть себя. А эмигранты всю жизнь потом, после отъезда, испытывают чувство вины.
Я НЕ СОБИРАЮСЬ ИДТИ НА ПОВОДУ У ПУБЛИКИ, НО НЕЛЬЗЯ ЕЁ НЕ УЧИТЫВАТЬ
- Как тебе кажется, насколько театр зависим от социальной ситуации в стране?
- Общий уровень выживания в Украине не предусматривает такой вид деятельности, как театр. Живущее в стрессе население сегодня готово воспринимать только отвлекающий от действительности "ржач", куда они могут сбежать от повседневных проблем.
И если театр умирает, то я за то, чтобы он поскорее умер – не хочу никого реанимировать и спасать. Да, и это желание просто проявление тщеславия и ничего больше, к сожалению. Но если театр потом родится, то будет таким, который нужен здесь и сейчас.
- Но все же для тебя театр – это, прежде всего, духовная деятельность?
- Лично я его воспринимаю в первую очередь таким, но абсолютно принимаю и кабаре, и комедии положений, и мюзиклы-шоу… Лишь бы сделано было это все качественно и смотрелось с искренним интересом. Выразительные средства и формат не ограничивают духовные качества произведения. Ведь можно и в бульварной газете писать проникновенные заметки.
Для меня главное, чтобы развлекательная функция театра не становилась единственной, ведь это сужает диапазон театрального искусства. Это все равно, как держать в гараже болид Формулы-1 лишь для того, чтобы отвезти на базар 4 мешка картошки…
Но лично я пока не готов для сакральных диалогов. Мне бы хотелось, чтобы произведение было доступно пониманию абсолютно каждого человека – и академика, и продавца мобильных телефонов (не хочу никого обидеть). И при этом было интересно одному и другому – каждому со своей стороны.
Я не собираюсь идти на поводу у публики, но нельзя её не учитывать. Если я хочу сказать что-то людям, которые не понимают китайского, говорить с ними на китайском бессмысленно. Если, конечно, я не хочу заниматься самолюбованием и наслаждаться своим знанием этого языка.
 |
- Задумывался ли ты о функциях театра?
- Этот вопрос был для меня особенно актуален, когда после нескольких лет заброшенной учебы, решил снова заняться театром… В аптеку мы идем за лекарствами, когда больны. За едой – когда голодны. То есть на все есть определенные потребности. А что должно человека привести в театр?
До конца я не ответил себе на этот вопрос до сих пор, но выделил три основные функции театра – развлекательную, педагогическую (но не дидактическую, а, скорее, как раз духовно-актуализирующую) и терапевтическую.
- Что ты имеешь в виду под театральной "терапией"?
- Проработав 3 года в театре "Сузирья" на малой сцене и регулярно наблюдая зрителей очень близко, я четко понял, что мы, зрители, переживаем не за героев пьесы – мы переживаем за себя. Ведь, когда в жизни происходят аналогичные ситуации или возникают подобные вопросы, человек не видит себя со стороны, не может рефлексировать, потому что находится внутри ситуации и должен предпринимать или не предпринимать какие-то действия.
А в театре человек может полностью отдаться чувству, пожалеть себя, погордиться собой, полюбить себя, позлиться на себя…
- …Или, как считали древние греки, пережить "катарсис".
- Да. То есть – более простым языком – задача искусства – снимать психическое напряжение. И так было всегда. Это делалось как сакрально, так и бытово. В зависимости от социальных факторов того или иного общества. Сначала создавать напряжение, а потом снимать. Причем напряжение, которое возникает по поводу знакомых и понятных явлений.
Мое отношение к искусству подтверждает высказывание Бориса Гройса: "Художник создает социальность". То есть он объединяет людей – озвучивает вещи, которые внутри принадлежат каждому человеку, таким образом, дает возможность почувствовать людям принадлежность к "роду человеческому".
Это то единство, против которого направлена вся буржуазная экономика, – и искусство работает как своеобразный "тормоз" этого процесса, такое себе противоядие.
КОГДА ПОСЛЕ ПРЕМЬЕРЫ МОЕГО СПЕКТАКЛЬ ОБ ЭТОМ НИКТО НЕ НАПИСАЛ, ЭТО БЫЛО ХУЖЕ, ЧЕМ ЕСЛИ БЫ ЕГО РУГАЛИ
- Кто был твоими учителями в профессии?
- Человек, который дал мне понять, что театр может быть живым и магическим миром, и мне захотелось в этот мир попасть, – это Владимир Оглоблин. И, как мне кажется, в 50 % случаев я руководствуюсь в профессии тем, что услышал или увидел на репетициях и спектаклях Олгоблина в "Дахе".
Но режиссерская профессия – сфера довольно специфическая, она состоит в знании актерской, художественной, философской, социальной, психологической деятельности. То есть, грубо говоря, нужно объединить пять институтов в один, чтобы в общих чертах очертить круг затрагиваемых в профессии вопросов.
Поэтому для меня идеальная ситуация постоянной ассистентской практики у кардинально разных режиссеров. Как я сидел на репетициях Оглоблина, Митницкого, Одинокого, Богомазова… А не четыре года обучения в институте до дипломного спектакля совершать "холостые" выстрелы.
Прав был Влад Троицкий, который уже с первого курса приглашал студентов участвовать в спектаклях для настоящей, внеуниверситетской, публики. Это как в буддизме. Учитель может только указать путь, дать импульс, толчок.
 |
- Ты довольно редко и долго ставишь спектакли, при этом много времени отдавая читкам современной драматургии…
- В идеале, в процессе создания образа перелом, который переживает персонаж в своей биографии, должен реально произойти с актером и режиссером. То есть после постановки спектакля, или съемки фильма, или написания книги человек должен измениться – он не может оставаться таким же, каким он был до создания этого произведения.
Формат же читки, может быть хорошей живой презентацией возможной постановки. Ведь для меня очень важна драматическая основа. С самого начала моя задача была работать с "проверенными" временем и постановками текстами.
Несмотря на появление драматургических фестивалей и активизацию драматургического движения, тексты, прочитанные "ДрамПорталом", все ещё остаются не достаточно востребованными в Киеве.
Кроме того, современная драматургия часто модифицирует канонические конструкции и понять, как, например, делать спектакли по этим пьесам не так-то просто. Поэтому читки – это еще и тренаж определенный, проверка делом смотрибельности и фактуры пьесы, насколько ее природа театральна и что такое современная театральная природа вообще, попытка понять, какие нужны выразительные средства и как их можно комбинировать.
- Какова в этом процессе роль критики?
- С выхолощением театра предмет разговора у критики тоже пропал. И сейчас критики для меня выглядят как искушенные зрители. И в этом работают и в ущерб зрителю, и в ущерб театру. Я немного читал нашей критики, не могу сказать, что мне интересно, но для меня это важно. И, когда я поставил достаточно хороший, как мне казалось, спектакль "Депо Северное" – и после премьеры об этом никто ничего не написал, то для меня это было даже хуже, чем если бы его ругали. Это тоже относится к инертности нашего общества, но уже в профессиональной среде.
- Недавно ты делал читку пьесы модного британского драматурга Марка Равенхилла "Бассейн" в PinchukArtCentre. Выбор места проведения был, как я понимаю, неслучаен?
- Я уверен, что нужно не контекстом делать произведение, а произведением создавать контекст. И не стоит переубеждать молодежь, что в каком-то старом театре все может быть по-новому – нужно прийти в то место, где обитают твои зрители, и сделать театр там. Очень театральным пространством может быть любая галерея, смарт-кафе, музей, дом культуры, бар, ночной клуб...
В случаи с "Бассейном" Равенхилла, это ещё и точное концептуальное попадание. Я считаю, что прообразом пьесы является Дэмиен Херст, творчество которого пропагандируется PinchukArtCentre. Кроме того, читка проходила в экспозиции "Future Generation Art Prize", а в пьесе есть отсылка к прошлому, когда сегодня уже успешные художники были молодыми и вместе творили новое искусство – т. н. группа YBA.
Теперь я понимаю, что диалог между театром и визуальным искусством в том случае был слишком в плоскости концепций. Он не был наглядным. Он был слишком глубоким и обширным, и, по-хорошему, надо было бы его дополнительно проявить, чтобы вывести наружу.
Сейчас же, с читкой Максима Курочкина в экспозиции Сергея Браткова этот дискурс очень и очень может произойти, многое будет перекликаться. И Курочкина и Браткова беспокоят просто-таки одни и те же темы. Каждого по-разному и в разной степени и по разным причинам, но беспокоят. Мне очень интересно, что из этого получится.
 |
- А должен ли вообще театр быть актуальным и реагировать на события за окном?
- Как показывает практика, он может быть и таким, и таким. Но я все же считаю, что театральное искусство, как никакое другое, актуально здесь и сейчас. То есть театр может быть самым актуальным видом искусства, но важно, чтобы он при этом не становился злободневным. Для меня в этом плане идеальный драматург – Марк Равенхилл. Он абсолютно соответствует своему времени, но при этом ему удается находить в сегодняшнем те вещи, которые продолжают существовать, остаются "активными" всегда.
То есть умение видеть настоящее в вечном. И в вечном настоящее при этом показывать тоже достаточно выпукло.
Другое дело, что само понятие "актуальное" уже не актуально. Штука заключается в склонности наших деятелей современного искусства зарабатывать на копировании западных художественных достижений.
Но загвоздка в том, что на Западе несколько иная ментальность и отличные от наших социальные процессы. А для того, чтобы синтезировать западное и наше, понять, где точки пересечения, а где расхождения, нужно пошевелить мозгами и сердцем. А это не самый простой процесс, в общем-то. И материально нецелесообразный.
Потому я считаю, что современное искусство из территории любви превратилось в имитацию оргазма. Авторы имитируют вдохновение, а публика имитирует катарсис. Видимо, этих авторов и эту публику такое лицемерное поведение, по отношению к себе в первую очередь, устраивает. Не знаю, почему они хотят убедить друг друга в том, что в жизни нет ничего живого и настоящего.
Виктор Собиянский, Українська Правда: Життя
Додав nady 09 травня 2013
