Павло Тичина / Призраки писательской обители

Призраки писательской обители

В этом доме жил цвет украинского писательства — Бажан, Рыльский, Тычина, Сосюра. На его фасаде — 24 мемориальные доски…

Девятиэтажная «сталинка», прочно стоящая массивным углом на стыке улиц Богдана Хмельницкого и Михаила Коцюбинского, — одно из немногих зданий в Киеве, имеющее собственное имя — «Ролит». В разные годы здесь проживало 130 писателей и поэтов.

Сегодня здесь мало что напоминает об эпохе советской литературы. Бывшая обитель писателей ныне существует без мастеров слова. Даже внуки и правнуки украинских классиков здесь больше не живут. Из старожилов остались лишь вдова Олеся Гончара, семья поэта Леонида Вышеславского и Олег Микитенко, сын Ивана Микитенко — писателя и драматурга.

Кто сейчас в доме живет и почему так получилось, выяснял корреспондент «ВВ».

Привычка кидаться яйцами

Попасть в дом, перед которым испытывает священный трепет каждый уважающий себя преподаватель отечественной литературы, сегодня несложно — по сути, это вполне возможно для любого киевского прохожего. Здесь даже нет консьержа. На входной двери — домофон. Стоит нажать номер квартиры, которую вы собираетесь посетить, как замок тут же щелкнет, и вам останется лишь толкнуть дверь.

Небольшой холл с затертой кафельной плиткой на полу еще помнит детские коляски с блестящими спицами, в которых юные жены молодых классиков возили детишек. Сейчас здесь чисто, пусто и тихо.

Объявление на стекле призывает жильцов «не забывать, в каком доме они живут», и сообщает, что уборщица должна получить по 30 грн. с квартиры. Женщина, которая здесь убирает, очевидно, неплохо справляется со своими обязанностями. Надписей на стенах не видно, хоть красились они давным-давно, местами штукатурка отслоилась. Кое-где видны темные засохшие следы, похожие на разводы от разбитых куриных яиц.

Поднимаюсь на второй этаж. Массивная дверь с эмблемой всемирной благотворительной организации распахнулась, и из квартиры выпорхнули две девушки. Время обеденное, и на мои вопросы они отвечают на ходу.

- Везет

вам — в таком знаменитом доме работаете! — начинаю издалека. — Наверное, здороваетесь тут каждое утро с известными людьми…

- Да, —

улыбаются девушки, — Диму Коляденко часто видим и Ирину Билык.

- А как выглядит жена Олеся Гончара, вы знаете?

- Нет,

зато мы знаем, как выглядит его дочь или внучка. Она нам яйцами дверь в офис забросала. Похоже, у нее что-то с головой. Извините, нам нужно идти.

Не знаем никакого Максима Рыльского!

Когда-то

в этом же подъезде жили Максим Рыльский, Юрий Яновский и Андрей Малышко.

Дверь с номером 68, некогда открывавшая вход в квартиру автора «Пісні про рушник», нынче бронирована, оснащена видеокамерой и кодовым электрозамком. Табличка с аббревиатурой ПРУ четко дает понять, что интересы нынешних обитателей жилья находятся в сфере бизнеса, а не литературы.

- Понятия

не имею, кто здесь жил, — пожимает плечами Ирина, сотрудница польско-украинской компании, чей офис более пяти лет размещается в бывшей квартире выдающегося поэта. — Мне за такие знания не платят.

Диалог под дверью экс-квартиры Максима Рыльского позабавил бы, наверное, и самого классика.

- Вы

не знаете, где-то здесь раньше жил Максим Рыльский?

- А

кто это? — послышался сонный мужской голос за дверью.

- Корреспондент

газеты «Вечерние Вести», — спохватившись, решил представиться.

- Нет

здесь никаких корреспондентов, и никогда не было…

Тарифы бьют по вдовам писателей

Если позвонить на втором этаже в дверь, обитую коричневым дерматином, вам откроет пожилая женщина с зелеными глазами. Это Валентина Даниловна, вдова Олеся Гончара.

- Тут

на вас соседи жалуются, будто вы яйцами бросаетесь, — начинаю с порога.

- Пусть

говорят, что угодно, — устало отвечает хозяйка. — Из нынешних соседей мы здесь никого не знаем.

Узнав, что я журналист, Валентина Даниловна предлагает войти.

Кабинет Олеся Гончара выглядит как в 70-е годы: те же обои, стеллажи с книгами, у окна и сейчас стоит приобретенный по случаю у Максима Рыльского комод. За письменным столом из мореного дуба были написаны «Людина і зброя», «Собор», «Тронка», большая часть рассказов писателя. В квартире на третьем этаже часто бывал Андрей Малышко, живший по соседству, а на втором этаже жил Петро Панч, который дал путевку в жизнь Олесю Терентьевичу.

Валентина Даниловна устроилась в потертом зеленом кресле.

- Вы

не чувствуете себя одиноко?

- У

меня есть два стимулятора моей жизни, два правнука — Нестор и Демьян. Часто заходят.

На улице протяжно ревет чья-то автосигнализация, и хозяйке этот звук явно не по душе.

- Раньше

здесь было намного тише. А сейчас от транспорта шум, да и окна стараемся не открывать.

Вдова Олеся Терентьевича о муже и литературе может говорить часами напролет, а вот о дне сегодняшнем — с большой неохотой.

- Произведения Олеся Терентьевича выходили огромными тиражами. Даже в селах люди их читали. Сейчас тоже иногда переиздают, вот недавно вышел четырехтомник, часть денег перечислили мне. Но, думаю, читатели по селам сейчас больше обеспокоены проблемами выживания, им вряд ли до книг.

- По

вам не ударили тарифы Черновецкого?

- А

по ком они не ударили? Конечно, ударили…

Без скелетов не обошлось

Исследователи «литературного материка», как окрестили «Ролит» журналисты Станислав Цалик и Филипп Пилигей, описывают в своей книге страшную находку, обнаруженную рабочими, возводившими это здание. В стене деревянного домика, на месте которого впоследствии и был построен «Ролит», был обнаружен скелет неизвестной женщины. По законам детективного жанра, такие композиционные завязки редко заканчиваются хеппи-эндом. А жанры писателю предоставляет сама жизнь.

После убийства Кирова с 1934-го по 1938 год в стране свирепствовали репрессии. В этот период сослали, убили, арестовали и расстреляли 36 человек, — рассказывает Олег Иванович, сын писателя Микитенко, — продолжались гонения на литераторов и в послевоенное время.

- Но

ведь были и хорошие времена?

- Лучшие

времена, это когда ты молод, — с улыбкой поправляет очки Олег Иванович. — Этот дом познал столько невзгод, что вряд ли словосочетание «хорошее время» применимо к его жильцам. Кроме того, дух подозрительности и враждебности витал в этих стенах до конца 50-х. Общие собрания в Союзе писателей проходили в атмосфере безжалостной критики и так называемой самокритики. Проводимая политика налагала отпечаток и на быт писателей. Между собой общались, конечно, но такого единства, как в других киевских дворах, не было.

- И

что к вашим девушкам никто не ходил из других районов?

- Наши

девушки были слишком скромные, — отметил Микитенко.

- Почему

же так мало осталось потомков великих людей?

- Семьи

писателей никогда не были многодетными. Так велела партия. Кроме того, жилищные условия не располагали к увеличению семей. Взять хотя бы эти крошечные кухни: большая семья на такой не поместится.

"В стене деревянного домика, на месте которого впоследствии построили « Ролит», был обнаружен скелет женщины."

С просьбой прокомментировать все увиденное и услышанное в бывшем писательском доме, корреспондент «ВВ» обратился к известному архитектору Ларисе Скорик:

- Дом

был построен довольно грамотно, интеллигентными людьми, — считает архитектор, — в его оформлении нет безвкусицы, элементов псевдобарокко, что нередко встречается в зданиях той эпохи. Сюда не селили по блату, за взятки. Примером может быть мой учитель Борис Дмитриевич Антоненко-Давыдовыч, диссидент, отсидевший почти 20 лет. После возвращения в Киев он вернулся в свою квартиру в этом доме.

Что же касается того факта, что здесь не живут потомки выдающихся писателей и поэтов, так вы ведь тоже ушли от своих родителей, верно? То есть это вполне естественный процесс, когда взрослые дети покидают родной дом, даже такой, как «Ролит».

Но я считаю, что городским властям следовало бы позаботиться о том, чтобы восстановить сорванную табличку, свидетельствующую о том, что дом охраняется государством. Нелишним было бы и присвоить зданию статус литературно-мемориального комплекса. И тогда не надо будет переживать по поводу того, что здесь можно сделать сауны, офисы и химчистки, как это происходит сейчас.

Юрий ПОЛИЩУК, «Вечерние вести»