Автори / Ольга Тарасевич / День встречи с тобой

Снег сегодня — как разлитое белое молоко в глазури, а в бутылке минералки плескается растаявшая медуза. Снег скользкий. Никто не хочет его пить: только ходят по нему и, оступаясь, хватаются друг за друга. Мне не за кого ухватиться, я иду уверенно и ровно, преодолевая желание стать на четвереньки и вылакать холодное молоко шершавым и сухим языком.

Сегодня я видела тебя: ты чуть постарела за время наших невстреч и редких разговоров по телефону. Однако время все равно пошло нам на пользу: ты хотя бы чуть-чуть за мной соскучилась. Знаешь, я тут поняла, что время не только старит тебя и меня, но и учит женскости. Ты такая утонченная всегда, нежная и… женская во всем: от туши на ресницах до взгляда в мою душу:

— Что-то ты мне сегодня не нравишься. Произошло что-нибудь?

Ах, что же тебе сказать? Нельзя правду. Значит, скажу так, чтобы не соврать, но и не дать тебе ничего понять:

— Дура я. 

— Ну что ты, ты умная! — ты говоришь это с такой уверенностью, в которой никто не усомнится. Кроме меня, конечно.

— Дура я, вот и все.

— Зачем ты так? Влюбилась в кого-то, в кого не следовало? (да, в тебя не следовало. Но это давно уже произошло).

— Я констатировала факт. Зачем теперь продолжать эту тему?

— Чтобы что-то исправить!!!

— Я исправлю сама.

— Да. — ты не веришь, я знаю, что ты не веришь в мое «сама». Зря.

Такая вот ты: чувствуешь мое настроение. С каждым разом все женственнее и женственнее становишься.

А я не женственная совсем и рядом тобой чувствую себя нахохлившейся галкой, которая не верит в нежность прикосновений. Ты боишься ко мне притронуться, а я … я боюсь нечаянно причинить тебе боль острым клювом. Ты спрашиваешь:

— Ты меня боишься? — Я стою за твоей спиной и пытаюсь угадать выражение твоего лица.

— Тебя? Нет. — отвечаю громко и сую руки в карманы ( вот какая бесстрашная!), а ты стаскиваешь с моей головы кепку и радостно восклицаешь:

— Слушай, какая классная! Я всегда такую хотела! — напяливаешь ее на себя. Тебе идет. А мне смешно и хочется плакать. Прячу глаза и улыбаюсь.

— Мне что, плохо в ней? У тебя есть зеркало? — спрашиваешь, как будто не знаешь, что я никогда не ношу с собой ни зеркала, ни расчески.

— Нету. Но тебе очень хорошо.

Ты еще несколько раз примериваешь кепку и решаешь обязательно пойти в ателье и заказать себе такую же. Я одеваю ее и думаю: «Ну вот, теперь ты всегда со мной». Кепка пахнет твоими тоненькими и мягкими волосами. Ты внезапно говоришь:

— Ты очень красивая.

— Ты это почему? Не нужно!

— Вот смотрю на тебя, на твои волосы, в твои глаза…

Все, сейчас заплачу… Зачем ты делаешь мне комплименты, а? Зачем? Прячу голову в руки и повторяю:

— Не надо, не надо…

Ты смеешься. Твой смех всегда согревает меня, и рукам становится от него горячо. Открываю лицо и тоже смеюсь. Ты говоришь:

— Нужно себя любить.

А что мне делать, если я люблю тебя?

Только не умею делать тебе комплиментов. Не умею объяснить тебе, что ты — мой лучший в мире человек. Не умею подойти и пожалеть тебя, прижать к себе, когда ты страдаешь, не умею взять тебя под руку… Да ничего я не умею! Наверное, у меня хорошо выходит только смотреть на тебя и молчать. Для этого никакого умения и не нужно.

… Мы расстались очень быстро: у тебя море проблем и долгов, которые делают тебя старше, но не отбирают твоей женскости.

Я посадила тебя в маршрутку, когда снег еще не превратился в разлитое молоко; ты водила пальцами по моей куртке и пыталась описать ее цвет: «Хаки? Нет! Вялой травы? Тоже нет! Болотный?» Обычный зеленый, вот так.

Ты поцеловала меня в щеку и очень серьезно сказала: «Я люблю тебя».

Я бережно прижала к себе растаявшую медузу и быстро ушла туда, где нет надежды встретить тебя. Весь мир разделился для меня на две страны: ту, где ты есть, и ту, где тебя нет. Маршрутка увезла тебя в твою страну. Я не скажу, что там все живут счастливо. Я не знаю, как оно — там. Только одно могу прошептать наверняка: «Мне намного тоскливее оставаться здесь, где нет тебя…» Где только иллюзии какого-то молока, медузы…

Додав Art-Vertep 22 лютого 2003

Про автора

Отож, живу я вже цілих 17 років. Кожного ранку встаю з мрією лягти ще поспати, бо весь світ у нас живе за законами жайворонків, а про бідних сов забувають.